Стихи


  

 

 


Макс  Ремпель

 

 

Стихи

 

 

 

 

Рочестер, США

2013

 

 

 

 

 

 

 

© 2013 Макс Ремпель

© 2013 Фотографии и дизайн обложки: Макс Ремпель

Издатель: Макс Ремпель

Издано в США

 

Веб сайт: http://rempel.livejournal.com

 

ISBN:   0984824235

 

Приглашаются издатели и распространители

Email: max.rempel@gmail.com

 

 

 

* * *

Мытье посуды - милый ритуал,

Священный танец - тем, кто понимает.

О не любил - тот, кто не ликовал,

Тарелок в раковине груду разгребая.

 

Подтеки жира - признак процветанья.

В кофейной гуще - я судьбу добуду…

Быть может, археолог по призванью,

Я нахожу себя в мытье посуды.

 

О как чудесно волю дать рукам,

И плоти - столь привычную работу,

Чтобы душой взобраться к облакам

И вниз сойти, лишь закрывая воду.

 

* * *

Когда вернусь домой, я перестану пить.

И разведу, как прежде, тараканов..

И вытащу кого-нибудь бродить

Между Беляево и Теплым Станом.

 

Я обойду привычною тропой

Немного располневших одношкольниц,

В которых поголовно - Бог с тобой! -

Влюблен был, и влюблен, увы! - на совесть.

 

Я побегу стремглав на Крымский Вал

И окунусь в любимые полотна

Из века моего, что миновал

Бесславно так, и так - бесповоротно..

 

Я буду заявляться без звонка

Ко всем, кто знал меня тогда - смешным и рыжим

С бутылкою вина иль коньяка

Ко всем, кто жив, или с цветами - кто не выжил. 

 


 

* * *

Та кухня на девятом этаже

Особенных отличий не имеет,

И только тем она мила душе,

Что нету места на земле милее.

 

Лишь только тем она душе мила,

Что там мы были лучше и счастливей,

Что там могли, забросив все дела,

Попридержать свой поиск сиротливый.

 

Там принимали нас какими есть,

Ни за что и ни про что нас любили,

Картошка там не прекращала цвесть,

И старый сыр водился в изобильи.

 

Там старый сыр съедался до нуля

И запивался бесконечным чаем,

И за окном летучая земля

К нам снисходила шерстью и рычаньем

 

За форточкой менялись времена,

Менялись мы, и нам давали визы,

А здесь был стол складной - и теплая стена

А выше этажом - луны огрызок.

 

А выше этажом - бездонны небеса,

И холод дьявольский, и бесы суетятся,

А мы пьем чай, и время на часах

Всегда как в Петропавловске-Камчатском.

 

 

* * *

Сердечный паводок, сердечная страда. 

Надежды коротки, страданья беспредметны,

Вчера - король, сегодня сирота,

А завтра - кум, и никому конкретно.

 

А завтра пировать, да на чужих пирах ,

И душу открывать безмозглому котяре,

А ночью - ставен скрип и пробужденья страх,

И ненавистный звук - по простыне ногтями.

 

И ненавистен сон, и ненавистен сам

Себе - за подлость и за полукровье,

Когда мой кум - король, я стыд его и срам,

Когда - палач, я свечка в изголовье.

 

А ты, моя душа, птенец бессонный мой,

Высоко ль залетишь, нарядами играя,

Тебе я посвечу падучею звездой,

Которая горит и не сгорает.

 

* * *

Мне за тобою не поспеть,

Хотя куда спешить?

Я туг на голову,

И пальцы,

Стуча по кнопкам,

Часто обгоняют мысль

А с музами (какие ныне музы!)

Мне явно не потрафило.

Хотя

Безмузно жить

Я выбрал сам

И выберу опять, ежли придется.

 

Сидеть, коптеть,

И по привычке отрицая

Его права на собственную душу,

Гордыней запасясь

(вот так - ручонки в боки!),

Пытаться осознать,

Как создан я

(в молекулярном смысле),

И что ввиду имелось?

 

О, бестолковая торговая порода!

Сапожником, сапожником!

Сидеть на речке Друе,

Или в другом каком

Местечке местечковом,

И починять сапожную машину…

Ан нет! - нам музу подавай

(в молекулярном смысле),

И с голосом,

И слухом.

 

* * *

Ни сном, ни веником еловым,

Ни духом присным, расписным,

Ни домом сонным, сеном, словом

Не веет  - ветром,  всхлипом, зовом.

Ни сна, ни масти, ни весны.

 

Вернись к себе – и там гитара,

Забудь, забейся в уголок,

Приди в себя, хлебни отвара

Дрянного кофе. Струйка пара

Пусть воспарит под потолок,

 

И там растает. Темень ночи

Пусть осветит твое окно,

Твой замысел, твой стол,

Твой почерк... И пряжа, и веретено

 

Пребудут пусть во тьме

Как пристань, пристанище твоей души,

Той, что всю ночь все рыщет-свищет,

Глядишь, вернется, коль отыщет

Свой путь в ночи на токовище,

А ты пиши, пиши, пиши.

 

* * *

Начни легко, начни случайно,

Зажми в горсти щекотный страх,

Прими решенье моментально,

Влюбись спросонья, впопыхах.

 

Не замусоливай идею,

Не превращай ее в секрет,

Поди, сходи в галантерею

И присмотри себе берет,

И шарф немыслимой раскраски

И комбинаторской длины…

Еще беляевской закваски

Нас есть - в снегах чужой страны.

 

* * *

Ой негоже нам пить втихаря,

Холодильника дверь подпирая!

Или школьную форму зазря

Мы до дыр на заду протирали?

 

Зря ль пришлось нам ступени считать

Кабаков и университетов,

Чтоб теперь на чужбине страдать

По тем дням сапогов и запретов.

 

Ой не гоже нам пить в тишине,

Эх дурацкая наша порода!

Путь назад лишь один - на коне!

Только гордость и только свобода!

 

* * *

Я сам не свой. Какая-то волна

Меня охватывает сонно, постепенно,

И жизнь моя мне кажется темна,

Но привкус соли на губах  и запах пены…

 

Чужая речь давно в меня вошла,

Приобретя акцент неукротимый.

Она уже вершит мои дела.

Но привкус соли на губах и запах тины…

 

Все зыбится и я бреду один.

Не вижу и не помню я в смятеньи

Того, что предо мной, того что позади,

Лишь память запаха, лишь запах тени.

 

 

* * *

Привет, мои друзья! Печальная пора

К концу подходит в этой части света.

Сугробы тают. Номера

Блестят на солнце - верная примета!

 

Уже ремонтники, прищурившись на свет,

Свои буйки лениво расставляют,

И я достану свой велосипед,

Не дожидаясь, пока снег растает.

 

Надув колеса, смазав шестерни,

Я прокачусь по сохнущим кварталам..

- Давайте выберемся ближе к выходным

Куда-нибудь, где снег уже растаял..

 

О это чувство мерного полета..

Не смейтесь, не с седла, не вниз башкой,

А просто - бестолковая свобода

Вертеть педали и рулить одной рукой.

 

* * *

Где Европа и где тот Париж?

Где тот Лувр с его закромами?

Лишь закроешь глаза - воспаришь,

На сугробами и над домами…

 

Полетишь, затаивши дыханье, -

По-над сонною Сеной-рекою -

От полета и от узнаванья

И моста Мирабо, и покоя…

 

Вон Монмартр, по-боннаровски розов,

И мансарды, мансарды, мансарды..

Поворот - и уже Ломоносов,

И фонтан, и дубовые парты…

 

И Париж.. Но уже в кинозалах,

Из галёрки в безмолвном экстазе,

И опять тот пронзительный запах

От мастики, науки и грязи…

 

Все сбывается, даже такое,

Что мечтать и не смел, и не бредил…

Только где-то вдали предо мною

Иль окно, или сад или ветер…

 

* * *

Есть множество путей, ведущих ввысь, но стоит

Осмелиться, ступить, иль просто пересечь

Коль с детства не дано, покуда не достоин,

Себя не уберечь, себя не уберечь!

 

Метущийся беглец иль одинокий воин,

Трусливый заяц! Смерд! О, бойся темноты!

Коль с детства не дано, покуда не достоин,

Не смей, не смей, не смей! - не преступай черты.

 

Иди своей тропой, знакомою дорогой,

Да песню напевай, да под ноги гляди,

Коль с детства не дано, не смей, не смей, не трогай!

И навсегда забудь о том, что впереди.

 

* * *

I

Твой ангел терпелив, а также ненавязчив:

Не водит за руку, соломку не стелит

И в трудные часы с улыбкою бодрящей

Не лезет в душу, и над нею не висит,

 

Но строго и легко, но с ангельским терпеньем

Он шлет к тебе гонцов, и царственной рукой,

Прищурясь свысока, творит тебе знаменья

С улыбкою в глазах, и неземной тоской…

 

 

II

Но я тебя люблю, я тенью за тобой,

Как отраженье в зеркале, как тень всегда с тобою,

Я друг, я дух, я слух, я добрый ангел твой,

И я не попрошу мне отвечать любовью,

 

Свободна и легка - лети куда летишь

Как ветер крепок, небеса блаженны!

Как перышко, как снег - полнеба впереди..

Я тенью за тобою, отраженьем...

 

* * *

Мой мир сужается, темнеют облака,

Темнеют стены, круг сжимая…

Я узнаю слова издалека,

Мне кажется, что даже понимаю…

 

Лишь удержать момент, лишь не вспугнуть

Текущий с высоты прообраз речи,

И уловить размер, и вдруг шепнуть

Два-три словца случайных и беспечных…

 

Забыться, окунуться в небеса,

И ставя точку, увидать в восторге,

Взгляд приподняв с тетрадного листа,

Как облака светлеют на востоке.

 

* * *

Крепись, крепись, дружок! Крепись, мой одинокий!

Полжизни впереди, полжизни пред тобой!

С тобой нам повезло, как повезло немногим,

Теперь бы хорошо подумать головой.

 

Теперь бы хорошо пошевелить мозгами,

Весь старый арсенал задействовать пора.

Что было, то прошло. Полжизни перед нами,

Нас есть еще, и мы - уже не школяра.

 

Стареющих бродяг каким-то новым трюкам

Бессмысленно учить. В обоз? И поделом!

Не зря ли нас влекло к свободе и наукам?

Нет-нет! Еще мы здесь! Еще мы покуем!

 

Еще мы покуем, еще мы побуксуем!

Еще мы прогремим в редеющих кругах!

И, что бы там про нас не говорили всуе,

Нам пить еще и петь на этих берегах.

 

 

* * *

Да я тебя люблю. И это ни к чему.

Все ясно и без слов. Все наперед известно.

Все ясно и без слов. Ничто и никому

Не надо объяснять. И спорить бесполезно.

 

Но я тебя прошу, и это так легко,

Молчи, не прерывай затянутую сцену,

Пусть длится пауза, пусть я, к тебе влеком,

Останусь так стоять, смешной и оглашенный.

 

О это так легко! О, сжалься, обмани!

Пообещай все то, что невозможно!

Не словом и не взглядом - молчаньем помани,

Солги, соври, схитри, ведь это так несложно…

 

Пусть я тебя люблю, мне это не впервой.

Все ясно и без слов, развязка неизбежна.

Опять земля в снегу, и на душе покой.

И боль невелика. И темнота кромешна.

 

*  *  *

Еще дружок не время, еще брат не пора!

Еще февраль, и легкий запах тленья

Витает в воздухе. А местная жара

Явит себя потом, еще не время.

 

Еще дружок не время, еще брат не пора

К чему грустить о том что жизнь проходит?

По календарным меркам -  здесь февраль,

А по московским - март уж колобродит.

 

Еще дружок не время - не время унывать!

И никогда не время! Чтоб я сдох!

Наш век прошел - и пусть! Прошел - и наплевать!

Мы в новом веке наломаем дров!

 

***

Дрожащую струну дрожащею рукой

я приглушу, и сумрак ответит.

Божественных небес торжественный покой

Вдали от дома приземлен и светел.

 

* * *

Блажен будь день, блаженна будь земля,

Блаженны будьте, протянувши ветви кверху,

Безлистые, слепые тополя,

Фонарь, не освещающий аптеку…

 

Закрыть глаза, увидеть тихий свет

И разглядеть черты стихотворенья,

И после долгих мук вдруг отыскать ответ,

Чтоб жизнь внезапно обрела значенье…

 

Как речь родной земли бросается в глаза

Средь хаоса чужих слогов и чисел,

Как молния пронзает небеса,

Так жизнь нечаянно приобретает смысл.

 

* * *

На грани между жизнью и весной

Вдруг обрести четвертое дыханье,

Задев струну, услышать колыханье,

И в унисон с приглушенной струной

 

Вдруг замолчать и ощутить на коже

Мурашки от полета в синеву,

Паденья вниз, которое похоже

На взлет. И я не знаю чем живу -

 

Привычкой, памятью, надеждой, наважденьем,

Тем запахом, что времени сильней,

Истлевших листьев или отраженьем

Твоей улыбки в памяти моей?

 

 

 

* * *

Вдали от паутины милых улиц,

От горя, суматохи и обмана,

Лениво ковырять останки устриц

На берегу шумящего волнами океана.

 

На берегу шипящего,

На берегу огромного,

Ни капли не знакомого,

Ничуть не настоящего.

 

Поймать улыбку проходящей мимо дамы

И, обратившись вдаль, увидеть в дымке

Любовь свою, печаль, с семью холмами,

Прекрасный город, как на фотоснимке.

 

О, сколько мы кружились по бульварам

В промокших сапогах, промокших кедах!

Недаром Калита платил татарам,

Но нас судьба застанет в Грибоедах.

 

Поторопись, не то промокнет лира.

За морем Рим, Париж и вся Европа.

Но зарекись летать туда, где мира

Не видывали со времен потопа.

 

* * *

Вьетнамский ресторан, Бетезда.

Иль ресторанчик, день, конец столетья.

Или начало нового. Не место,

Не время - так, заминка, междометье.

 

Культур пересеченье - или свалка.

Вот кулинарного отбросы изощренья.

Желал в Париж? - Пожалуйста! Не жалко:

Французский ресторан в пределах зренья.

 

Но русский далеко - и не рискуйте.

Хоть повар там грузин, и все как надо -

Прикрыв глаза, вы лучше нарисуйте

В уме шашлык и гроздья винограда..

 

* * *

Надеждой тщетною себя не утешай,

Но помечтать щекотно и приятно.

С катушек жизнь и с волоска душа

Сорвется - не найдешь пути обратно.

 

Путей обратно даже не проси,

Пути назад обратно не приводят.

Лишь пламя воет, ветер голосит,

И к утру ближе память колобродит.

 

О не мечтай, не искушай судьбу..

 

* * *

Лететь стремглав, нестись сломя, стремиться

Надеждой обуян - куда-то ввысь, вперед.

И кровь уж не течет - струится,

И ветер бьет в окно..  И тот

 

Волшебный аромат, волшебный вкус весенний,

Блаженный, сумасшедший зуд в ногах…

Бежать вперед, отбросив угрызенья

И та, с косой, отстанет впопыхах…

 

Иль то - она? - кладет на сердце руку

Нащупывает тайный рычажок..

Иль то - любовь? Бессонница.. Иль мука,

Иль мука совести? Иль ангельский рожок

 

Насвистывает песенку на ухо

О светлой жизни, о прямом пути..

А ты внимай, не пропусти ни звука

Верти баранку, да вперед лети.

 


 

 

* * *

Так непривычно, так легко, так странно

Держать тебя в руках, или ладонь к ладони,

Едва касаясь, так вести - недавно

Еще чужого человека. Вспомни

 

Как встретились мы, как мы оказались

Рука в руке в едва зеленом парке

И шли легко, и лишь слегка касались

Рука руки. И теплый, даже жаркий,

 

Дрожащий крупной дрожью свет весенний

Слепил глаза. И разговор наш прялся

Как ниток разноцветное сплетенье

И замолкал. Он лишь едва касался

 

Забытых болей и взлетал все выше

Туда, где детство, там где синь синей..

И словно опьянен, я сам себя не слышал..

Но помню до сих пор тепло руки твоей.

 

* * *

В сумятице желаний и сомнений

Люблю бродить по сонным лабиринтам

В районе Кировской, среди переплетений

Пустынных переулков. Как старинным

 

Своим знакомым чинно улыбаться

Поклоном привечая благородных

Атлантов, купидонов, львов и граций

Фасады украшающих доходных

 

Домов. И с ними начиная разговоры

Люблю к риторике высокой прибегать

В свидетели и судьи привлекать

Котов и все небесные просторы.


 

* * *

Беспечность мысли, мысленный бардак.

Одна волна другую погоняет.

Бродить по улицам и просто так

Мечтать о том о сем. Не осязая,

 

Не слыша ничего вокруг себя,

Лишь лица в памяти и дни перебирая,

Стишки какие-то под нос себе сипя,

Обрывки фраз бубня и повторяя.

То находя слова, то вновь теряя,

И клок волос за ухом теребя.

 

Загнав себя в тупик в конце концов,

Нырнуть в метро и к Ваське покатиться.

На Юго-Западной в киоске взять винцо

Киндзмараули. И не чтоб напиться,

 

А чтоб согреться. Запах табака

И дым паяльника вошедших с ног сшибают,

И Васька в рубище холостяка

Гостей непрошеных встречает.

 

Его маманька нам нальет чайка,

А Васька нам Aквариум покрутит

И Зоопарк. И серая тоска

Расслабит щупальца и может быть отпустит..

 

* * *

Нет времени, нет звука, нет пространства, 

Есть только ты, есть только вздох и слово,

Лишь яркий свет, лишь только - здравствуй,

Всего лишь вздох… И до смешного -

 

Бессмысленность себя, ненужность объяснений,

Куда спешить, когда уже на нас

Оставил след безумный свет весенний

Что никогда не станет лучше, чем сейчас.


 

* * *

Ах как же так? - В руках моих цветок

Беспечный, одинокий, ярко-желтый,

едва пробившийся на свет. Залог

Любви, весны. Куда бы шел ты

 

О как бы жил ты, где бы прозябал

Когда б не сон, когда б не свет, не слово..

И правда ли? За что тебя такого

Любить? И ты - зачем сорвал?

 

Я разрываюсь меж семи соблазнов

Все что имело смысл  - тяготит

Привычкой ставшее во тьме -  напрасно,

Мосты растаяли и нет пути..

 

И нет пути, нет ветра, нет закона,

Одна свобода, пустота и страх..

Лишь яркий свет под твердью небосклона,

И одуванчик сорванный в руках.

 

* * *

Ну, вроде отпустило, слава богу!

И как бы жизнь приходит как бы в норму

Еще погоревать немного

Еще коту сухого корму

 

Подсыпать подлецу.. Зачем же

Летать за двадцать семь земель

Подумать только! Иже и понеже

Не по зубам тебе холоп! Не смей!

 

Как смеешь ты в пушку - в калашный ряд являться!

Попридержи-ка прыть - коль в линиях не чист!

Ну разве что представишь облигаций..

Иль индульгенцию в один печатный лист

 

* * *

Уже стемнело. Я иду с трудом,

На каждой мелкой кочке спотыкаясь.

Я - Вечный Жид, мне не найти свой дом,

Свою страну, где был бы я не в тягость.

 

Прекрасно знаю, в чем моя вина,

Благодарю и матерю до рвоты -

У всех в долгу, кому своя страна

Скитаний вечных слаще и свободы.

 

* * *

Скучаю по тебе, к тебе стремлюсь

Свой каждый шаг сопровождаю этой мыслью

Еще чуть-чуть - и с духом соберусь,

Пробью стену - и на свободу рысью..

 

Но нет стены - открыта дверь - беги!

И солнце бьет в лицо. День на исходе..

Еще чуть-чуть - и в путь. Мосты сожги,

Открой забрало - и вперед, к свободе..

 

* * *

Безумный яркий свет. Беспечная весна

Слепит глаза слезою орошая

И ты в моих руках, и словно тишина

Внезапно ниспадает, оглушая

 

Все маловажно - позади - забыть..

Лишь ты, сейчас, лишь привкус, лишь дыханье,

И тишина, и свет, и, может быть

Всемирного эфира колыханье?

 

И тает лед, и сумасшедший свет

В закрытые глаза, слепя сквозь веки..

Как просьба - поцелуй, как "Боже мой!" - ответ,

И тишина, как в позапрошлом веке.

 

* * *

Граница тени - слабая черта

Размытая, нечеткая, живая

И область света - делом занята

Из под соломы зелень выжимая.

 

Пересекая тени рубежи

Привычным отработанным движеньем

Каким-то чудом я останусь жив

И возвращусь на свет преображенным

 

К блаженным вылезающим лесам

Среди сухих готических сплетений..

И воспарю, ликуя, к небесам,

Свой путь найдя на грани светотени..

 

* * *

Я не достоин этой нежности.

Смеюсь и не могу поверить.

Как будто сторож по небрежности

Ушел, забыв замки проверить.

 

Как будто не было отчаянья,

Как будто не было смиренья,

Как будто кучер мой случайно

Свернул с дороги невезенья

 

Как будто поменял решение

И покатился, куда надо

И будет за любовь - прощение

И за смирение - награда.

 

* * *

Луна как волос, воздух - как слеза - 

Горяч и мягок. Темень подступает..

Нет времени и нету сил писать,

И горечь в горле, и надежда тает..

 

Отчаянье - не птица и не зверь

Неслышной поступью подкатывает к горлу,

И хочется кричать, просить, ломиться в дверь,

И обещать, и умолять покорно..

 

Но время истекло, и некого просить,

И темнота вокруг, и в глубине сознанья..

Осталась голова, которой не сносить,

И темнота осталась, и  - воспоминанья.

 

* * *

На острове на том - самозабвенный рай

Там не звучат гудки автомобилей

Там ракушек - хоть впрок с собою набирай

И свежей рыбы - изобилье

 

Там капитаны маленьких судов

Сидят на палубах своих и греют пиццу

И я до одурения готов

Ходить туда сюда по пирсу

 

На острове на том и время не течет

И жизнь не движется, ничто не происходит

Там булки в печке булочник печет

Рыбак на катере рыбачить в море ходит

 

Там океана рокот заглушает шум

Всемирной суеты едва заметный

При свете звезд, при свете маяка, и ум

Там поглощается звездой ветхозаветной

 

О как бы я хотел свои окончить дни

На берегу Атлантики урчащей

Под рокот волн, под гомон малышни

И с песней о любви непреходящей

 

* * *

О, милая имперская манера,

себя вообразив пупом земли,

Без всякого прикида и замера

Первопечатать. Или корабли

 

Космические вволю сочинять.

Уж коль в столице этого не знают,

То значит ново - по всему видать!

А после пусть потомки разбирают,

 

Кому, каких путей мы указали.

Уж чем мое отечество богато,

(Что даже выговаривать не ловко)

Я речь веду о русских кодировках…

 

* * *

Хмельная троица, вечеря без вина, 

И дева гордая, и бесы во все щели

Наречьем варварским галдят. Сей год весна

Особенно щедра на хмель и на вечери.

 

Нет места подвигу - затишье и печаль.

Печальны братцы и печальны бесы

Но сквозь отчаянье просвечивает даль

И синева небесного замеса.

 

Куда-то увертюра пойдет и поведет?

Чьи головы падут под грохот оркестровый?

И чья повадка к бесам отойдет,

На чьем наречьи, под звездой которой?

 

 

 

 

* * *

Старшая - страдалица

Младшая - отличница

Две сестры красавицы

Золотодобытчицы

 

Калачом да пряником

Собирают камушки

Старшая у маленькой

Как заместо матушки

 

Как намоют девицы

Золотца на платьица

Жизнь попеременится

Жизнь тогда наладится

 

Будут угощения

Свадьбы и гуляния

Будет нам прощение

Будет покаяние

 

 

 

* * *

За дверью стражник строгий с ревностью скупою

Картоном заглушен, но мощь его безмерна

И ты стихи читаешь той, что так с тобою

Горбинкой носа схожа и уже бессмертна

 

А ты стихи читаешь голосом негромким

Закладки как загадки - письма в зазеркалье

И я в немом восторге - на полу, на кромке

Ловлю движенье губ, ничто не пропуская.

 

Ничто не ускользнет, ничто не испарится,

Ни дрожь любимых губ, ни ямка меж ключиц,

И будет средь ночи в безмерности струиться

След слова, свет звезды и отблеск от свечи.

 

* * *

Я узнаю развитие сюжета 

Сменились декорации и сцена

Сменилась публика, и труппа, но вообще-то

Законы жанра пребывают неизменны

 

Законы жанра требуют страданий

И слез, и клятв и прочей дребедени

Но мнится мне, что время испытаний

Еще не истекло. И полуночных бдений

 

И театральных сцен грядет немало

Я предвкушаю шепот закулисный

И ко всему готов, я подниму забрало

И в путь, не помолясь, навстречу жизни.

 

 

* * *

Перо в чернила окунем лениво

Неспешно нарисуем профиль милый

Ну а потом без всякого надрыва

Мы наградим его стихом, и силой.

 

Мы наградим его стихом и властью

Мы наградим его своей любовью

Козырной картой и козырной мастью

Тузом из благородного сословья

 

Ах этот туз нам все перемешает!

Он добр и лукав, не в этом дело

Его улыбка муку предвещает

А бессердечье - слезы без предела

 

И в темноте пустопорожней дали

К чему нам слезы и чернила эти!

Мы про себя всю истину узнали

И тут же променяли - на табак и ветер

 

* * *

Унылый дождь стучит, сбиваясь с ритма, 

И сквозь открытое окно печаль ночная

Стремится в комнату, собою наполняя

И подчиняя тихо и незримо.

 

И в этой тишине так нестерпимо ясно,

так нестерпимо больно - сквозь нестройный цокот

Вдруг открывается безвыходность пространства,

Безмерной темноты жестокость.

 

И в безысходности безумного напева,

В доисторическом безудержном потоке

Весна спускается с небес высоких,

Рождается любовь, пускает почки древо,

Все возвращается, да на своя истоки.

 

 

 

* * *

Колени обняв удивительно милым движеньем

Лукавый свой взор на меня обратишь между прочим

И встретившись взглядом - всего лишь одним выраженьем

Поднятых бровей обезволишь меня - оглушишь, обморочишь

 

И с гибкостью то ли змеи, то ли кошки исконно твоею

Вдруг переметнешься за книгой (кому же закладки?)

И я от волшебных, от дивных стихов обомлею

От нежности в голосе - и от этакой львиной повадки

 

И вжатый в ковер никогда не испытанным счастьем

Вбирая в себя этот миг, этот звук, эту воду живую

Я тысячу раз про себя поклянусь что умру в одночасье

И в тысячу первый к руке припаду поцелуем.

 

* * *

Мечтательно зажмурь глаза, и внутрь обрати свой взгляд

Дай руку мне, и расскажи что видишь

И солнца луч, усиленный стократ

Сквозь веки озарит уснувший Китеж

 

И солнца луч улыбкой озарит

Твою печаль, надолго ль ее хватит?

И в стольный град уж ласточка летит

Скажи, что снится ей и чем она заплатит?

 

А в стольном граде мелют жернова

И в зеркале воды неспешно месяц тает

Скажи, что слышишь ты и что же за слова

Там тихий голос к утру напевает?

 

Когда растает лед, и половодья тень

Сойдет с лугов измученных и пашен

Проснись, приди в себя, настанет новый день

И будет прошлый сон бессмыслен и не страшен.

 

 

 

* * *

Я сам не свой, немыслимая сила

Меня гнетет и мною обладает,

Я так тебя люблю, ты так красива,

Я так тебя хочу, я так страдаю

 

Весенний луч, игривая улыбка

Ах не играй со мной, ах сжалься дорогая!

Уже я на крючке и каждая ошибка

И каждый твой укол меня насквозь пронзает

 

Уже я за чертой, за гранью, за пределом

Где нет пощады, лишь любовь и боль

И стон души моей вдруг содрогает тело

И виден тихий свет и ангел над тобой.

 

 

 

 

* * *

Какая ранняя весна, какой апрель!

В высоком небе самолет, как часть пейзажа

Я выздоравливаю - койка и постель

Уже не для меня, мой шрам почти что зажил

 

Уже не для меня лекарства и шприцы

Уже не нужно мне смирительной рубашки

Я верую в себя и боле под уздцы

Меня уж не ведет мой друг вчерашний

 

Я снова волен, как бездомный кот,

Еще хромаю на четыре лапы,

Но это не впервой, до свадьбы заживет.

Хоть дохлый, но живой. В очках, но не без шляпы.

 

Девчонка! Боже мой! Как смела? Как могла?

(Ух, ненавистный край! Ух, ненавистный город!)

Но я люблю тебя, люблю и все дела.

Свободен как шакал, и горд как сытый боров.

 

Открытый всем ветрам бреду куда глядят

Безумные глаза. Без слез и без фантазий.

Свободен и упрям я поверну назад

Но в новой, непривычной ипостаси.

 

* * *

Разлуки, нищеты, но уж чего-чего

А одиночества Господь не жаловал

Поди, поговори, послушай своего

Безумного стиха, своей бессонной жалобы

 

Поговори, попой в кромешной тишине

Как пьяный служка в опустевшем храме

И словно кот чумной, безумный по весне

Покаркай на луну, поскрежещи зубами

 

За что? Да ни за что! Ни зашто - просто так

В одно мгновение сменить на гнев немилость

А нам то что с того? Свобода, темнота

И скрип зубовный, старость и унылость..

 

Нет, нет и нет! Так просто не возьмешь!

Я поднимусь, я выплыву – точь-в-точь боксер на ринге,

И как хромой паук (нелестно, но похож)

Повисну на последней паутинке.

 

 

* * *

Души милейшая услада 

Семейной жизни забытье

И ничего-то мне не надо

Кругом свои, здесь все свое

 

Паркет, начищенный до блеска

В аквариуме бархат глаз

Ветвистый парк за занавеской

Где зелень вылезла на раз

 

И кофе ароматный к ночи,

Но эта роскошь - в честь гостей

А тем кто мал и спать не хочет

Умыть лицо и марш в постель!

 

И из чехла на свет гитару,

Видавшую немало бед

И свечку на подсвечник старый

Милейший сердцу столько лет..

 

И вечер, как слеза катится

Под утонченною луной

И ангел светлый возвратится

И не расстанется со мной

 

 

* * *

Что это было? 

Солнце застыло вдруг.

Жизнь озарило,

Не завершив полукруг.

 

Вспышкой кометы,

Метеоритным дождем,

Магниевым светом,

Оле-лукойным плащом,

 

Время застыло

Будто бы лента в кино

Что это было?

Как это было давно

 

* * *

Закрою глаза и увижу тебя

Ах боже мой, как ты красива

За горькую радость любить, и любя

Забыть, отрешиться - спасибо.

 

За горечь слезы, за ночную печаль,

За крест одиночества тяжкий

Спасибо тебе и ни капли не жаль

Того, кто родился в рубашке

 

Ни капли не жаль дорогого себя

Любови своей безответной

Открою вино и чуть-чуть пригубя

Слезой растекусь по паркету

 

Увижу тебя и замру сам не свой

Как боль эта невыносима

Спасибо за слезы, спасибо за боль,

И боже мой, как ты красива!

 

* * *

Уходит жизнь, сухой песок сквозь пальцы, 

Почти бесследно, суета и хаос.

Надежды рушатся и время в темпе вальса

Уходит матерясь и чертыхаясь.

 

Что остается? Суета и тленье.

Чужого воздуха голодное удушье,

Чужой язык, слизнувший поколенье

И эхо памяти, звучащее все глуше.

 

* * *

Моя хорошая, моя любимая,

Милый птенец, моя птица ночная,

Радость моя, моя боль нестерпимая,

Как я люблю тебя, как я скучаю..

 

Сила твоя так легка и так женственна,

И от нее нету противоядий,

Как эта боль высока и божественна,

Как она жжет не ослабив объятий..

 

Голос услышу твой теплый и ласковый,

Вспомню, как грустен твой взгляд удивленный..

Видишь, сгораю свечою бенгальскою,

Падаю звездочкой по небосклону..

 

 

 

* * *

Солнце мое, милая, нежная

Радость моя, боль безутешная

 

Как я люблю тебя, господи, боже мой

Хоть это по табелю мне не положено

 

Ты мне прости, что болтаю не ведаю

Не уходи, не бросай меня бедного

 

Или не бедного и не богатого

Не оставляй ты меня бородатого

 

Радость моя, моя птица печальная

Не оставляй меня, не оставляй меня

 

 

* * *

Мимо жизнь идет, идет

Все вокруг чужое

Я плыву, как пароход

Горе небольшое

 

Я участвую в делах

Как на самом деле

Ну а то, что дело швах

Не мели, Емеля.

 

А как скорость разовью

Да на чистых водах

Так глядишь и запою

На шести аккордах

 

На чужой на стороне

Жизнь проходит мимо

Не грустите обо мне

Я еще любима

 

Я любима так и сяк

Как на самом деле

Ну то что дело швах

Не грусти, Емеля.

 

* * *

Ты светила царям и поэтам,

Ты внушала тоску и безумье

Отраженным, чарующим светом

Теплой полночью на полнолунье.

 

Одинокий ты мой собеседник,

Безупречный в безмолвном величье,

Патриархов седых современник,

Сто веков не менявший обличье.

 

Под тобой погибали владыки,

Лишь тебе оставляя секреты.

Патриархам седым и великим

Ты светила чарующим светом.

 

Я гляжу на тебя беспристрастно,

Как малы мы в сравненьи с тобою!

Как светла ты и как ты несчастна,

Наблюдая за нашей судьбою..

 

* * *

На грани двух веков, в окраине столичной

На стыке всех культур, на свалке всех мастей

Покой и шепот шин, и запах непривычный

Обломки памяти, страданий и страстей

 

Затишье пред грозой иль долгожданный отдых?

Под лягушачий звон, под сенью фонарей

Шагать себе, шагать вдоль свалки всех народов

И становиться все бездомней и мудрей.

 

Вот голову назад откинь, вздохни поглубже

Очнись, раскрой глаза - и вдруг услышь, узри

Всю прелесть зелени искрящейся снаружи

Всю силу жизни созревающей внутри.

 

И веруй вопреки, наперекор стихии

На этом берегу, в империи теней

Что тропы кончатся окольные, глухие

И дверь откроется, и будет свет за ней.

 

* * *

Неиспользованный случай

Неуместное смятенье

Не казни себя, не мучай

Не вернешь того мгновенья

 

Исчезая с каждым вздохом

Уходя за грань и выше

Время лечит, но жестоко

Милосердно к тем, кто выжил

 

К тем, кто выжил и сломался

К тем, кто сжился и смирился

Им и счастье в темпе вальса

Ложка меда, горстка риса

 

Ну а если против шерсти

Противу всего на свете

Прямо в пекло, в зев отверстый

Против страха, против смерти

 

Не чтоб сжиться и забыться

Или совесть отпустила

А чтоб Божия десница

В небе слово прочертила

 

* * *

Над корзиной с бельем засучив рукава

Полным силы и нежности взглядом подаришь

Так что горечью в горле застынут слова

Как разлюбишь такую как ты? Как оставишь?

 

Этот солнечный дождь, эта зелень реки

Нас с тобой завлекли, нас с тобой заманили

Как люблю эту теплую нежность руки,

Этот запах волос - смесь весны и ванили

 

Этот контур приподнятой кверху губы

Словно шепчущей слово "люблю" неустанно

Как уйти от тебя? Как уйти от судьбы?

Как не слышать твой голос – глухой и гортанный

 

Словно зелень реки мимо время течет

Эта песня воды - без конца и без края

Сколько лет мне осталось и сколько забот

Я тебе принесу? Не скажу - и не знаю.

 

Знаю только, что я наконец-то нашел

Что так долго искал, то к чему так стремился

И теперь где бы ни был, куда бы ни шел

Я иду лишь затем, чтоб к тебе возвратиться.

 

* * *

Здесь солнце, стены, плющ живучий

Скрип тормозов и толчея

Железным хором день озвучен

Пунктирной краской - колея.

 

И только в небе - хлопья ваты

Такие сладкие - хоть плачь

А мы меж стенами зажаты

И мимо время мчится вскачь

 

Уходит, как песок меж пальцев

Не оставляя ни следа

И мы на роли постояльцев

Прибитых волнами сюда

 

И что нам ветер и теченье

Прижатым краскою к стене

Нас нет уже - мы отраженье

Прошедших дней в чужом окне.

 

 

 

* * *

Жаль

этот ясный день,

эту синь небес,

этот блеск воды

Жаль

самого себя

и своей земли,

и ее беды.

 

Жаль,

что проходят дни,

что уходит жизнь,

как вода в песок.

Жаль

весь бездомный мир,

всех зверей и птиц,

всех кто одинок.

 

Жаль,

когда день угас,

жаль последний миг

красоты земной.

Жаль

каждый день и час,

когда нет тебя,

нет тебя со мной.

 

 

* * *

Еще один рубеж, еще один.

Назад возврата нет, какая жалость!

Я ощущаю жжение в груди,

Биение того, что там осталось

 

Кому я нужен? А не все ль равно?

Кто был, тот сплыл. Ищите ветра в поле!

А мне сейчас милей веретено,

Спрядающее в нить былые боли,

 

А нить - в клубок, и волос к волоску,

Начало неизвестного романа

Я узнаю волненье и тоску

И слышу мерный рокот океана

 

Еще не знаю, что и где найду

Но чую зуд и слышу сладкий запах

Я превращаюсь в слух, и в ночь иду.

И дрожь в ногах, вернее в задних лапах.

 

* * *

Сырая хмарь. И я, как пономарь,

Бубню себе под нос свою частушку.

А отбубнив, отправлюсь за алтарь,

Чтоб закусить и пропустить чекушку.

 

Во мгле сырой уже не нахожу

Ни песни ангела, ни дуновенья с моря.

Но я не тороплюсь, я не спешу

Наедине с пучиной мировою.

 

И улыбнусь я, глядя в никуда,

И, глядя вдаль, прищурясь, не увижу

Ни лунный свет, мерцающий  все ближе

Ни старца, стерегущего стада.

 

* * *

Какое было безмолвье, 

Какая была печаль,

И в небе кружились тучи

И мир орошали влагой,

И словно все озарилось,

Как только ты снизошла,

Спустилась на дно морское

Своим окрыленным шагом.

 

Чем душу мою смутила?

Какую задела струну?

Подняла со дна всю горечь

И вдруг обратила в сахар,

Я словно бы возвратился

В безоблачную страну,

Где мы с тобой неразлучны,

Как Яуза и Монмартр.

 

Спустилась на дно морское,

Немыслимо хороша,

Как будто с другой планеты,

С небесно-печальным взглядом,

И средь безнадежных лилий

Беспечно поет душа,

Уже затерявшись где-то

Меж Тереком и Евфратом.

 

* * *

Еще золотая вспышка, 

И вот уж затих, замолк

Бессовестный хвастунишка,

Безудержный мотылек.

И нет уже давней боли,

И не на кого пенять,

И нету такой юдоли,

Что было бы жаль терять.

 

Моя золотая фея

К чему вам моя душа?

Приблизиться не посмею,

Тем более убежать.

И буду в окошко биться

Безумен, как мотылек,

Покуда тепло струится,

И теплится фитилек.

 

 

* * *

Мы вернулись к себе в свой роскошный приют ,

В этот рай, приземленный, убогий,

Где лучи от небес до земли достают,

Потеряв весь свой пыл по дороге.

 

Мы вернулись к себе в пожелтевшую даль,

Прошуршав по-над клочьями ваты,

И блаженно вдыхаем тоску и миндаль,

Этот запах кофейный, мускатный..

 

Мы вернулись в свой дом, необжитый, пустой..

Не обжит, но уже обожаем..

И беда позади, лишь печаль и покой,

Перемычка меж адом и раем..

 

* * *

По мокрым листьям, по сырой траве,

Как цапля, чтобы не промокли ноги…

Я вспоминаю о своей Москве,

Любимой и оставленной в итоге.

 

По мокрым желудям, приятный хруст!

Люблю шагать... Люблю - какое слово!

И снова в поднебесье устремлюсь,

Где сырость и печаль, и осень снова.

 

И удивлюсь кленовому листу,

К чему так ярок и почто так смертен?

И там, на том, на Каменном мосту

Наверно зябко в той кромешной круговерти…

 

 

* * *

Как будто страшный сон, как будто наважденье

Растаяло в ночи, исчезло без следа

И снова посреди вселенского смятенья

Вдруг теплится любовь, вдруг теплится мечта.

 

Канатоходец, шут, воришка плутоватый,

Бросай ненужный шест, ступай смелей - земля!

Шурши листвой, берись за край, за непочатый,

И заново верти тугие вензеля.

 

Разбитая строка, неясная дорога,

За каждым фонарем туман, туман, туман..

Не бойся, не спеши, помедли у порога,

Послушай стук колес, где горечь и обман,

 

Послушай сердца стук, блаженно замирая,

На каждой запятой, на гребешке волны,

И с шепотом листвы и сердца постигая

Как тайные пути и души сплетены.

 

* * *

Из невесомой красоты и тени,

Из неизвестной дали и огня,

Из множества тугих переплетений

Рождается мелодия звеня,

 

Звеня божественной неодолимой силой,

Влекущая в неведомую даль,

И обращающая этот мир унылый

Листвы опавшей - в бархат и хрусталь,

 

И отдающая на растерзанье птицам

Наш старый хлам и жалкие грехи,

Чтобы очиститься и снова возвратиться,

И с ярко-красной начинать строки,

 

И красной нитью, красной и прекрасной

Пройти по краю и зайти за край

Нарядной осени и суеты напрасной

И там, за краем, обрести свой рай,

 

Свой сладкий рай, скупой и неподдельный

С искрой огня в ноябрьской ночи

Где тихий свет, переплетений тени

Едва колеблемые пламенем свечи.

 

* * *

Там будет солнце царствовать неявно,

За кадром, где-то сзади, свысока,

Из тени в тень перетекая плавно,

Неразличимое издалека.

 

Там будет шумно необыкновенно,

Весь цвет уйдет на линий суету,

Как будто что искали в стоге сена,

И разбросали по всему холсту.

 

И в этой суете случайных линий

Лишь посвященный сможет угадать

Тот самый город, дом, окно в гостиной

И на столе - чернила и тетрадь,

 

И среди хаоса, под ненавистным гнетом,

Под вечным страхом ,что опаснее, чем смерть,

Роман идет, как будто своим ходом,

Превозмогая смерти круговерть.

 

 

* * *

Не произнесть, и даже не подумать! 

Не сметь, не сметь, не сметь вообразить..

Лишь белый лист и комнату пустую..

И большего не следует просить.

 

Не искушай, не требуй, не надейся,

Само собой иль вовсе никогда

Гони гордыню прочь, смирись и грейся

Безбрежностью бумажного листа

 

И вновь о запыленных чемоданах

Не смей, и даже думать не моги,

Листком бумаги, пустотой тумана,

Непостижимостью пустой строки,

 

Тупой работой, вздорной книжкой, ленью

Уйми, уйми, уйми тоску в себе

И оглядись вокруг, и радуйся прозренью

Любви несладкой и своей судьбе.

 

* * *

Под утро ночь тиха и велика, 

Сама собой наполнена, сама с собою слитна,

Лишь пламя полыхает неусыпно,

Нашептывая в недрах очага,

 

Нашептывая сон, нашептывая негу ,

Нашептывая путь нехоженый во сне,

Что золотом углей, иль пеплом, или снегом

Едва-едва мерцает в глубине..

 

И там, на глубине, немыслимые рыбы,

Изысканный жираф, блаженно воду пьет,

И мы, кабы не сон, кабы не ночь, смогли бы,

Услышать, как вода подземная поет..

 

Поет о судном дне, о воскрешеньи скором,

Освобождении от пут ночи и сна,

О долгожданном возвращении, в котором,

Лишь шепотом огня присутствует весна.

 

* * *

Ты подойдешь ко мне настолько близко, 

Что я почувствую сквозь дрожь твое тепло,

И улыбнусь, и вспыхну, как мальчишка,

Непроизвольно, не надменно и не зло.

 

И, руку тронув, уловлю упрямство,

И гордость, и бог знает, что еще...

И будет солнце освещать пространство,

Где я еще не понят, но прощен.

 

И снова наяву, и не сквозь пальцы,

Рука в руке и по густой траве,

Как будто мы жильцы, не постояльцы,

Или давно, и где-то там, в Москве..

 

* * *

Гудки, гудки, молчанье, неизвестность, 

Шум листьев темно-красных, шум дождя,

И как-то сразу ощущаешь неуместность

Улыбки, счастья, и немного погодя,

 

Уподобляясь клоуну, поднимешь кверху брови,

И губы сами по себе сойдутся в ноль,

И листья зашуршат, и дождь замрет на полуслове,

Оставив в сердце неизвестность или боль..

 

И нараспашку, без зонта, сквозь боль и листья,

Пойдешь вот так, как клоун, кверху бровь,

Пытаясь заново дышать и мыслить научиться,

Не потеряв себя, не потеряв любовь.

 

* * *

Туман волшебен, желто-розовый фонарь

Его подсвечивает. Кофе с молоком.

Слегка остывшее. Этакая хмарь

Чтоб за руку идти вдвоем.

 

Иль под руку. И под одним зонтом,

Прислушиваясь к цокоту дождя,

И рассуждая не спеша о том,

Как жизнь сложна. И даже не глядя,

 

Не глядя под ноги, шурша листвой

В туман, в туман, блестящий и живой..

 

* * *

Какое множество людей,

Людей и окон!

И почему же мне весь день

Так одиноко?

 

Туман стекает с фонарей

Все ниже, ниже

И ощущаю я елей

В небесной жиже

 

Он проливается дождем

Таким знакомым,

А я иду своим путем,

Но бестолковым

 

Топчу осеннюю листву

Слегка злорадно,

С чего бы? Кажется живу,

Живу и ладно!

 

И от осенней маеты

Туманны тени

Ловлю последние листы

Нагих растений

 

И видно ключ моей судьбы

Надежно спрятан

Увы! Сегодня мне не быть

С тобою рядом.

 

 

* * *

Окно закрыто, где уж взяться силе, 

Луна идет на убыль, сух родник,

И бесполезно все чему учили,

Толи вино прогоркло, толь язык?

 

Поглубже в панцирь кресла, как улитка,

Топить и жечь воспоминаний воск,

Прикрыть стараясь и сберечь (Какая пытка!)

Улиточный, такой ранимый мозг.

 

Звеня столовым серебром начала века,

Сдержать свой стыд и страх под этот звон,

И с ложным пафосом классического грека,

Прикрывшись книгою, отдаться воле волн..

 

И после, протрезвев от новоселья,

Насвистывать свое, забыв тоску,

Как птица, что поет прочистив перья,

Как кошка, что готовится к прыжку.

 

 

 

 

* * *

Взбирающийся кверху муравей ,

Да будет радостен и пусть достигнет цели,

А все, кто не дошли и не сумели,

Благословенны будут в смелости своей.

 

Пусть будет отрок, устремленный ввысь,

Мечтой своей заветною не предан,

И путь любви не будет заповедан

Всем тем, кто не сдались, не отреклись,

 

И все несчастные, заблудшие во мраке

Пусть будут прощены в конце концов

И сына блудного признавшие собаки

Допустят на отцовское крыльцо.

 

 

* * *

Прижмись ко мне, соединись со мной,

Пусть мы с тобой сольемся воедино,

Пусть тихо меркнет сумрак золотой,

Потрескивая в глубине камина,

 

И обо всем о том, что не могла,

Теперь поведай шепотом горячим,

Пусть тает в сердце тонкая игла

Вернется острота глазам незрячим,

 

Откроется невидимая дверь,

Нахлынет детский смех и птичий гомон,

И будет сахар слаще, чем теперь,

И даже смерть ужасней по-другому.

 

МЕФИСТОФЕЛЬ АНТОКОЛЬСКОГО

 

Бородкой острою уставленный вперед

И оком пристальным насквозь и вдаль глядящий,

Согбенный знанием о смуте предстоящей

Он удивляться до сих пор не устает.

 

Какая грусть, увенчанная силой!

Начало века, перерыв перед грозой...

Ты получила все, о чем просила,

О моя Родина, о бедный город мой!

 

Куда ж теперь, в какую снова бездну,

Тебя заносит под собачий вой?

Лишь лунный свет спускается отвесно

Над снегом занесенною Москвой.

 

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН.

 

Недалеко, буквально в двух шагах.

Там запах кофе, корешков пространство,

От коих возникает рябь в глазах,

И в ноздри ударяет ветер странствий

 

Учтивый юноша, не без серьги на ухе,

Отпустит драгоценного чайку,

И станут ароматнее науки,

На смертных наводящие тоску.

 

Большие живописные альбомы!

За них, Америка, я все готов простить:

Пренебрежение твое, тоску по дому

Детей, что разучились говорить.

 

* * *

Каким угодно, никаким угодно,

Мытьем иль катаньем, иль чудом свысока

Непринужденно, просто и свободно

Спускается чудесная строка..

 

К чему же строки, да и в них ли дело?

Что строки, что слова, да в них ли соль?

Они лишь путь до верхнего предела,

Лекарство, утоляющее боль.

 

За ними, словно за семью холмами,

Дорога, оправдание и суть,

Младенец, что горячими губами

Такую сладкую нащупывает грудь.

 

* * *

Едва доверилась, едва, едва открылась,

Какая гордая, как горлинка горда,

Какая милая, ну что, скажи на милость,

С тобой нам делать и куда идти, куда?

 

Я ненавижу сам себя, прости, не бойся,

Все оправданья ни к чему, какой в них толк?

И от стыда, что как змея сжимает кольца,

Готов сквозь землю, сквозь решетку в водосток..

 

* * *

Улиточная скользкая душа

Немеет в предвкушении расплаты

Мы ужасом паническим богаты

Который нами правит, не спеша.

 

Но в лености растительной, скупой

Средь ракушек спасение находим,

И этот грех высок и благороден,

И он нас возвышает над судьбой.

 

Как - перепуганному с головы до пят -

Самим собой остаться в мире грозном,

Когда учиться и меняться слишком поздно,

И ты один и нет пути назад?

 

* * *

Отчаянный рывок, и снова промах,

Я покачнусь, но виду не подам,

Я просто не умею по-другому,

Я должен удержать удар, а там

 

А там, в тени, когда никто не видит,

Все покачнется, поплывет сквозь гущу слез,

И я, велеречивый, как Овидий

И как реактор, побегу в разнос,

 

И там, в безвременном ноябрьском кошмаре,

Быть может добреду, а может нет,

До тоненькой строки из книги старой,

Где нет решения, и все же есть ответ.

 

* * -*

Ах боже мой, какое нынче небо,

Какое солнце, что за благодать!

Я в местных джинсах в стиле ширпотреба

Пойду дорожки местные топтать

 

Увижу негра в форменной фуражке

И улыбнусь ему, а он - в ответ

Они такие все-таки милашки

От наших, дескать, вам - физкульт-привет!

 

Услышу запах родненький, беляшный,

От коего с презреньем отвернусь,

И снова засвербит вопрос всегдашний,

Коль все путем, зачем такая грусть?

 

Коль все путем, то надо бы смириться,

Коль все достигнуто, то не на что пенять

Пора смириться и остепениться,

А эти все вокруг - да что с них взять?

 

Взгляни наверх, какое нынче солнце…

 

* * *

Ну что ж, проковыляем, не спеша,

Повдоль дороги, да по жухлым листьям…

Сегодня осень – ах, как хороша!

И даже солнышко осеннее бодрится.

 

Повдоль дороги, размышляя о своем,

Немного грустно, и немного зябнут ноги…

Ну что ж, спасибо солнышку, что все еще живем,

Еще спасибо листьям, и дороге.

 

 

* * *

Какая осень, и какая синь!

И как прозрачен тополь облетевший!

Прислушайся к молчанию осин,

К их окрыленности и красоте нездешней.

 

Прислушайся к молчанию травы,

Уже предчувствующей неизбежный холод,

И так, не поднимая головы,

Услышь небесный, бестелесный голос.

 

Услышь заветную родительскую речь,

Еще совсем неясную, глухую,

Что пробует тебя предостеречь,

Иль объясняет истину простую,

 

Прижмись щекой к корявому стволу,

Зажмурь глаза под аромат древесный...

Ну здравствуй, наконец! Придвинься ко столу,

Возьми бокал, хрустальный и чудесный.

 

* * *

Тростниковая песня, безбрежная гладь,

Твои губы в улыбке соленой и сладкой,

Как хотел бы я там очутиться опять,

И к зеленой волне прикоснуться украдкой,

 

Н а волошинский профиль глядеть по утрам,

От любви и от холода быстро хмелея,

И в ладони ладонь, целый день по горам,

Тростниковая песня, улыбка, камея.

 

 

* * *

Поедем к океану, к океану,

Пройдемся по прибрежному песку,

На пирсе, завернувшись в одеяло,

Послушаем про вечную тоску,

 

Потом пойдем в кофейню у парома,

Попьем заокеанского вина,

И там в кофейне, вдалеке от дома,

Ты станешь так печальна и нежна,

 

И там в кофейне, в пору межвременья,

На краешке земли, где лишь вода,

Отпустит нас земная суета,

И хоть на миг - земное тяготенье.

 

***

Круги и кольца, переплеты, отраженья,

Ночная жизнь, дневная маета,

И мы одни среди вселенского броженья,

И мы одни, а дальше пустота,

 

А мы с тобой из прошлого столетья,

Да в нынешнем попали в переплет,

И мимо кольцами безмолвные созвездья,

Такие непреклонные, как лед

 

 

* * *

Прости меня, прости мою любовь,

И похвальбу, и мой безумный лепет,

Я слышу приближение волхвов,

И дальний звон в бездонно-синем небе,

 

Я чую приближение чудес,

Они придут так буднично и чисто,

И будет свет, стекающий с небес,

На лужах замерзающих искриться,

 

Прости меня за дерзкие мечты,

Самовлюбленность и в тебя влюбленность,

Я вижу сны нездешней красоты,

Я чувствую восторг и окрыленность,

 

Я слышу песнь, я слышу голоса,

Еще пока неясного значенья,

И знаю, уже близко чудеса,

И торжество добра и всепрощенья.

 

* * *

Но в этом что-то есть - раздрызганные дни,

Гора золы в камине и гора посуды,

На горстку слов - полтонны беготни,

На грани срыва, или же простуды?

 

На грани счастья, в том краю чудес,

Где все меняется, лишь стоит прикоснуться,

Толь ангельский напев, толи попутал бес,

Уже давно пора взлететь или проснуться,

 

Из дома выйду, солнцу улыбнусь,

И от мороза будто протрезвею,

И словно как слепой, нащупывая путь,

Пойду привычной тропкою своею...

 

НЬЮ МАРК

 

Отлучась хоть на час, мы окажемся наедине,

И внезапно очнемся в облетевшем темнеющем парке,

И ты будто во сне, ненароком прижмешься ко мне

На засыпанной листьями старой дорожке в Нью Марке,

 

И болтая вот так, ни о чем, под шуршанье листвы,

Все равно, что неделю или тысячу лет как знакомы,

Все равно, что в Нью Марке, иль шурша по бульварам Москвы,

Все равно что в Нью Марке и как будто бы в шаге от дома,

 

Что Калинин, что Тверь, что теряевские терема,

Я там был, пиво пил, беззаветно рассветы встречая,

И теперь, когда мир охватила вселенская тьма,

Я как будто назад, в ту бесстрашную синь возвращаюсь.

 

* * *

Казалось бы чего еще желать?

Звенит веселый смех, но я теряюсь,

И я уже не я - я растворяюсь,

Но продолжаю слышать и дышать,

 

И ты уже не та, но продолжаешь,

Порхать как бабочка под сенью фонаря,

Но мрак сгущается, и в недрах декабря

Его не остановишь не обманешь,

 

Ночная птаха, бедный мотылек,

Уже ли близится эпоха расставанья,

Уже ли, Господи, платить за подаянье

Экклезиастов скаредный оброк?

 

* * *

Мне оправдания и нету и не надо,

Все путы расползлись и по швам и швеям,

Меня вдоль озера кривая эспланада

Уже уводит, хорошась и хорошея,

 

И я, давно приговоренный и отпетый,

Ищу в себе четвертое дыханье,

И вдруг само собой нисходит оправданье,

Как поцелуй, нежданный и заветный.

 

* * *

Покинутый, да и не так уж давно,

Он замер, замерз, точно птица в движенье,

И улиц серебряное полотно,

И в окнах  - уснувших небес отраженье,

 

В окошке такси, по пути на вокзал

Пронесся и замер улыбкой и кошкой,

Как вспышкою всклянь переполнив глаза,

Как молнией к сердцу, иль лунной дорожкой,

 

И встреченных улочек влажная тень

Растет и срастается с кошкой и птицей,

И сладкой слезой орошает тот день,

Что вновь возвратится, что вновь возвратится.

 

РИГА

Меня уже забывшая конечно,

Покинутая, может, навсегда,

Она была моей так быстротечно,

Так непохожа на другие города

 

Я помню солнце что застыло посредине

Над главной площадью, не высохшей с утра,

И запах хлеба, замешенного на тмине,

И зелень с золотом на острие Петра,

 

И вот уже прекрасной Атлантидой

Под волнами, под золотым песком

Давно ушедшая, становится картиной

Забытой флейты сиплым  голоском

 

И утонувшие в кофейном аромате

Все улицы сливаются в пятно

И остаются точкою на карте

Покинутою мной давным-давно

 

Но где же я, и где воспоминанье?

И как и кем прожить остаток дней?

Живою бабочкой в коллекции теней?

Живым плющом на почерневшем камне?

 

* * *

Цепною шавкой заскулю, завою,

И буду дергать цепь, доколь не околею,

И звездный путь, ведущий в Иудею

Прольется над моею головою.

 

И уходя, я обернусь бесстрастно,

И вздрогну от любви и восхищенья,

Земля моя, ты все-таки прекрасна,

Но нет прощения тебе, но нет прощенья.

 

* * *

Моя бедная птаха, небесная фея,

Пропадают твои расчудесные чары

Становясь все отчаяннее и сильнее

Расточаясь вотще, так легко и задаром,

 

Моя бедная птаха, измученный ангел,

Как ты манишь к себе, вопрошающий, кроткий,

Привораживая, как росой на росянке

Приворотной травой, орхидеей, солодкой...

 

Одинокая птаха, птенец безутешный,

Как утешить тебя, как согреть, приголубить?

Кто нежнее чем я эту муку полюбит?

Кто свечой разгорится средь ночи кромешной?

 

* * *

Под теплым пледом, на краю вселенной,

Обняв колени, глядя пред собою,

Так грустно-грустно необыкновенно

И далее сквозь кружево обоев,

 

И далее в полуночную слякоть,

и далее, в сиреневое лето,

Ты улыбнешься, усмехнешься, дескать

Ну сколько можно, сколько можно плакать,

Ну сколько можно горевать об этом?

 

О землянике, молоке и дыме,

И о несбыточных, несбыточных надеждах,

Когда мы были - ах, такими молодыми,

И так любили беззастенчиво и нежно,

 

И я приму и обниму твои рыданья,

И сам от этого почти что стану плакать

Спасибо Господи, за боль и эту ласку

На самой кромке, самой кромке мирозданья...

 

* * *

Но где-то в перегное и в пыли

Забытый всеми драгоценный камень,

Лежит неслышно, где-то под ногами,

Пока не разыскали не нашли

 

Свидетелем усобиц и утрат

Иль чьим-то вдруг окаменевшим счастьем,

У зеркала забытый до утра

И так прождавший сотню лет напрасно

 

В себе скопивший силу всех князей

Владевших им, и их лихие судьбы

И свет от месяца, идущего на убыль

В нем разгорается во всей своей красе

 

Его нашедший - да поберегись,

Коль не герой или не царской масти

Тебе находка принесет  несчастье

И может быть отравит тебе жизнь

 

А может пред тобою среди грязи

Лежит твоя судьба среди каменьев

 

* * *

Все замрет на секунду, лишь встречу твой взгляд,

На секунду прервется движенье,

И в небесных зрачках, приближенных стократ

Я увижу свое отраженье,

 

Как в замедленной съемке увижу тебя,

Синих глаз твоих силу и смелость,

И в магическом танце качнется земля,

И забудется все что хотелось,

 

И забудется все что хотелось сказать,

Потеряв на секунду значенье,

И безумная близость наполнит глаза,

И покой снизойдет на мгновенье,

 

И потом как закружит, и как понесет,

Этот вальс до последнего вздоха,

И трубач одинокую песнь допоет,

Но как будто не так одиноко...

 

* * *

Как декорация на выцветшую сцену,

Вчерашний снег возлег воздушной пеной

На солнечный пейзаж, еще зеленый,

Его приготовляя к Рождеству

И я, взирающий на это изумлённо,       

И ты, прекрасная (увы!) неизреченно,  

Смеющаяся надо мной безбожно,

Взаправду, в самом деле, наяву...

 

И я уже влюблен в тебя конечно,

И открываясь так неосторожно,

Заранее прощаю все, что можно,

Любую колкость и любую блажь;

И мы, вперед бредущие беспечно,

Вкушаем снега звездность или млечность,

Немного украшая бесконечность

И этот ослепительный пейзаж.

 

* * *

Незнамо как - в одном воображенье,

Преодолев законы притяженья,

Я пролечу сперва над гаражами,

Заборами со ржавой бахромой,

Потом пред окнами в которых горожане,

Пред окнами, в которых без движенья,

Я проплыву бесплотным отраженьем,

Ничем не нарушая их покой.

 

Глаза зажмурив и вздохнув поглубже,

Вперед и ввысь в предпраздничную стужу,

И дальше к дому твоему конечно,

Вернуться и услышать голос твой.

Войду легко, из темноты забвенья

И поцелую ласково и нежно

И обниму - и припаду к твоим коленям

Своею непутевой головой.

 

 

 

* * *

Я не знаю куда занесет меня эта дорога,

Я с трудом вспоминаю, куда и зачем я иду,

То наверх по снегам, то скользя по вечернему льду,

Я свой путь в темноте начинаю любить понемногу,

 

Начинаю любить, начинаю прощать, проникая

В этот призрачный мир, в эту скорбную песню души,

Бесконечной души, исподволь возрождающей жизнь,

Наполняющей бездну, как чашу - от края до края.

 

Опьяненный свободой, вдыхая сквозь ветер и дым,

Эту сладкую дрожь, эту хрупкую, пряную влагу,

Я по прежнему верю, что все же вернусь на Итаку

Через толщу снегов, через соль убежавшей воды.

 

* * *

Незримый сад, забытый сон, свечи свеченье,

Вращение снежинок золотых,

Взмывающих на свет из темноты,

Едва обозначающих значенье,

 

Так незаметные лучи взойдут, сойдутся,

Наметив линию судьбы, едва светясь,

Как очертание свечи, как воск на блюдце,

Как безымянная огня и жизни связь,

 

Как невесомое, неясное движенье,

Как свет свечи,  что  неустойчив, невесом,

В заветный сад вернется отраженье,

Оставив след, расплавив воск, навеяв сон.

 

* * *

Любая мелочь заполняет полночь,

Немая горечь, золотая немощь,

И это канет - ахнуть не успеешь,

Как тысячи ночей, что не упомнишь,

 

Но все же есть единственная радость,

Неуловимая но все еще живая,

Идти вперед, себя превозмогая,

Превозмогая время и усталость,

 

И вглядываясь вдаль до головокруженья,

Пытаться различить сквозь снег и ветер

Заветный путь через долину смерти,

Надежду, оправданье и прощенье.

 

* * *

Ну вот мы добрались до перекрестка

Пути расходятся и тишина такая,

Что даже не слыхать, того, что близко

Лишь скрип уключин, да темна вода.

 

Течет дорога тихою рекою

Неумолима, сопричастна звездам

И старый возчик-лодочник коляску

Остановил и все чего-то ждет,

Себе под ноги глядя отрешенно.

 

Я спрыгну, отойду, пройдусь по кромке,

Махну другому берегу рукою,

И побреду себе, куда - неважно,

Куда-то прочь, неведомо куда.

 

* * *

То не сладкая, липкая совесть,

То не хлипкая, хмурая верность,

Но скорее - надрыв, невесомость,

Устрашающий выход в безмерность,

 

Безвозвратный, бессмысленный, едкий,

А уж там - ни конца ни начала,

Забывающий славу и слово,

Попугай, примерзающий к ветке,

 

Где уж там красота и свобода!

Где уж тут синева и смиренье?

Безучастно сойдутся планеты,

Источая покой и забвенье,

 

Где же взять нетерпенья и силы,

Чтобы боль позабылась лихая,

Чтобы сны расплелись и уплыли,

Да у них и забота другая...

 

* * *

Не понимая, недопонимая,

Как исподволь, наперекор волненью,

Безмолвная, в безудержном сиянье,

Струится эта музыка немая,

 

Как радужным сиянием, слюдою,

Улиточной слезою, перламутром,

Спускаясь, рассыпаясь над мольбертом,

Вскипая животворною водою,

 

Непостижимо, как и кем несомый,

Чудесный свет на этот мир безумный

Дарует жизнь моей земле бездомной

И наполняет песней невесомой,

 

Не далее протянутой ладони,

Предвидеть чем грядущее чревато,

И оглянувшись вдаль, искать ответа,

И тихий свет искать на небосклоне...

 

* * *

Так близко-близко, не упасть снежинке,

Как створки ракушки, обнимемся, прижмемся,

Печально и влюбленно улыбнемся -

Две мушки, утонувших в паутинке,

 

Две птахи, замерзающих и сонных,

Под круглой обезумевшей луною,

Друг к другу брошенных прошедшею весною,

И стужею январскою несомых,

 

Щека твоя мокра от слез и снега,

И сладость губ твоих пронизывает полночь,

Друг к другу подоспевшие на помощь,

Достигнем ли с тобой другого брега?

 

О дайте нам на уходящий поезд

Взойти, извечные ошибки повторяя,

Пускай не завершится эта повесть

Повторным выдворением из рая...

 

* * *

На твои загорелые плечи

Солнце падало через завесу,

Сквозь прорехи осеннего леса,

На ресницы от солнца белёсы…

 

И мои сумасшедшие речи

Ты прощала мне щедро, по-царски,

Не кошачьей, а львиной походкой,

И улыбкой меня награждая.

 

Окунаясь в осенние краски,

Мы брели, не о чем рассуждая,

И в глазах твоих болью несладкой

Проступала забытая горечь…

 

И какая-то высшая тайна

Настигала тебя, бередила,

И осеннее солнце, как помощь,

Сквозь листву на тебя нисходило.

 

* * *

Но что же кроется - там за завесой тайны,

За близкою, но недоступной ширмой,

Протянешь руку и она растает,

Как будто не было, и вовсе не бывает…

 

Но чудится, что вовсе не случайны

В кофейном блюдце заводи и штормы,

Невидимые связи нарастают,

Невидимые силы колобродят…

 

И отрешась от канители серой,

Ты вдруг встречаешься со мною взглядом,

Хотя ты в комнате под лампой старой,

А я бреду во тьме почти что рядом.

 

* * *

Спускаясь по протаявшей дорожке,

По высыхающим уже остаткам снега,

По мягкому ковру истлевших листьев,

Вдыхать блаженно аромат весенний,

 

Березовые звонкие сережки,

Я соберу для своего ковчега -

Кленовый самолетик серебристый,

Пыльцу,  истлевших за зиму растений.

 

Не ведая, что принесет теченье,

Бескрайнее, бездонное, живое,

Как будто новые страницы открывая,

Отыскивать сокрытые значенья,

 

И соразмерно с палою листвою,

С поющими весенними ручьями

Своими беспокойными речами

Пытаться приподняться над судьбою.

 

 

* * *

Не ведая, чем обернется завтра

Вчерашнее негаданное счастье,

Я буду ждать самозабвенно встречи,

Я буду терпеливо ждать ответа.

 

Когда наступит будничное утро,

Накатит беспросветное ненастье,

И даже самый воздух станет горче,

Тебе прощу я старые обиды,

 

И буду ждать легко, неторопливо,

На три столетья запасясь терпеньем,

И возлагая на почтовый ящик

Все неосуществленные надежды,

 

Пусть будет недосказанное слово

Нас приближать сжигая расстоянье,

Как древнегреческий забытый резчик,

Что точит амфору так весело и нежно...

 

* * *

Я подожду, я наберусь терпенья,

Еще немного постою в сторонке,

Понаблюдаю за игрой протуберанцев,

Сто тысяч лет, иль столько, сколько нужно,

Ладони вверх и затаив дыханье

Закинув голову я буду ждать спокойно,

Как с грациозно в стиле старых итальянцев,

Ты собираешь бусы в ожерелье,

И я средь них - ракушкой, перламутром...

 

* **

Я подожду, я наберусь терпенья,

Еще немного постою в сторонке,

Улавливая дуновенья ветра,

Понаблюдаю - за игрой протуберанцев,

Столетья кряду, затаив дыханье,

Закинув голову, и с замираньем сердца,

Как ты нанизываешь бусы на иголку,

И я средь них ракушкой, перламутром.

 

* * *

Все существует только изнутри.

А прочее - картинки за окошком.

И сколько не гляди на них печально,

Сквозь изморозь, сквозь ледяные иглы,

 

И сколько обезумевшей кукушкой

Не объявляй крещенье да сочельник,

Заиндевевшие немые стекла

Не озарятся призраком рассвета.

 

И будет ночь тянуться и тянуться,

И будет кот у камелька вертеться,

И тягостное бденье, может статься,

Уж никогда ничем не разрешиться.

 

И в жуткой тишине порою мнится,

Что это сон, и надо бы проснуться,

Вернуться в незапамятное лето,

И там мое скитанье завершится...

 

* * *

Две рыбы, две босые запятые,

Кометы в полусонных небесах,

Репейник, кубарем несомый по пустыне,

И вдруг в твоих утихший волосах,

 

О этот медленный, о неразрывный танец,

Глаза в глаза, но через сотню верст,

И никогда вращаться не устанет

Над нами хоровод веселых звезд,

 

И устремляясь по касательной все выше,

Куда-то врозь, но друг за другом вслед,

Мы ближе к звездам - и друг к другу ближе,

И нас чудесный их притягивает свет...

 

 

* * *

Ах боже мой, какая тишина!

Я вновь здоров, мне более не надо

Запретных яблок призрачного сада,

Златой любви, заветного руна,

 

Там по вагонам в розовом дыму

Я прокачусь репейником патлатым,

И наслажусь забытым и бесплатным

Броженьем духа в собственном дому,

 

И там последнюю я приоткрою дверь,

Набью свою кошелку огурцами,

Одна вода, да слабое мерцанье,

Уже неразличимое теперь,

 

А мой двойник, что красил облака,

Начнет сначала и упрется рогом,

И нам пора отправиться к истокам,

И начинать опять издалека...

 

* * *

Куда, когда и как, уже не важно,

Мы соберемся, мы сорвемся с места,

И то, что так неясно и непросто,

Вдруг станет очевидно и возможно,

 

И по оттаявшей, давно забытой глине,

В крылатых кедах, вдруг обросших грязью,

Что нам покажется последней связью,

Земным противовесом окрыленью,

 

По бесконечным сочным километрам,

По хлюпающим ароматным травам,

Пойдем, влекомы дымом и нектаром,

Опьянены гекзаметром и мартом,

 

И уходя в сиреневую дымку,

За край холма, за призрачную рамку,

Еще нас будет слышно, но не громко

То за руку бредущих, то в обнимку.

 

* * *

Немного сонного тепла, немного лета,

Немного хриплой ласки между прочим...

Биенье воздуха, что ничего не значит,

Но кажется опорой для полета,

 

Как уловить движенье сна и ветра

В бессонном и безветренном томленьи?

Немного тихой музыки спросонья,

И предвкушенье февраля и марта...

 

Ах эта музыка! Она иного сорта,

В ней слышится надежда и доверье,

Полоска утра за прикрытой дверью

Прозрачная смола на ветке кедра...

 

* * *

Я думаю, но все никак не справлюсь

С колючей мыслью, с ноющей занозой,

И ни риторика, ни совесть, ни усталость

Не разрешают главного вопроса,

 

Я талою водой сбегу в подполье,

Порывом ветра брошусь на резоны,

Иль уподобившись последнему бизону

Продолжу путь, пренебрегая болью,

 

Одна цена - мечтам и оправданьям,

Встряхну главой, взметну мушиный табор,

Нет, не бизон, скорее уж кентавр,

Свободе обреченный и скитаньям.

 

* * *

Так по-домашнему, среди живого леса

Стоит печурка майской пирамидкой,

А лес растет себе и точит лясы,

И я здесь ворожу над первой строчкой,

 

Но только что не подымая взора,

Но только что, витая где придется...

И эта печка майская впрядется

В пейзаж весенний кукольным узором.

 

Не взвешивай знамения и знаки,

Не исчисляй, что сплыло, что пропало,

Плети свой плед, коль время не поспело.

Но не гаси последний свет Итаки...

 

 

 

 

* * *

Мой птенец, мой снегирь, как ты там? Как простуда?

Снег спускается вниз театральною ватой,

Не спеша, вертикально, незнамо откуда,

Все идет и идет, неземной, виноватый,

 

Ах любовь, моя кровь, снегирек мой печальный,

Ах как губы горят, ах как жар обжигает!

Я тебе заварю ароматного чая,

Одеялом накрою, платком замотаю,

 

Почитаю, попотчую славною сказкой,

Ну а снег - пусть идет до скончания века,

Засыпая наш кокон под лампой китайской,

Ну и ты засыпай под шуршание снега.

 

* * *

Себя отождествлять с весенним лесом,

Что устремляясь ввысь, врастает в небо,

Как горький кофе обжигая нёбо,

Лучом судьбы, невидимым для глаза,

 

Себя отождествлять с весенним ветром,

Что дарует надежду сердцу грёза,

Освобождающим от тягостного груза,

Не то по милости, не то по недосмотру,

 

Себя представить восхищенной птицей,

Поющей просто от избытка чувства,

Предвосхищающей весну и счастье

И не желающей никак угомониться...

 

* * *

Что остается? Уповать и верить,

Никто тут не поможет, да и как?

Что проку биться в запертые двери,

И разгонять сгущающийся мрак?

 

Далек твой мир - любимый и желанный,

Далек я сам, заблудший в трех соснах,

И день наполнен грустью несказанной,

И все надежды лишь во мгле, во снах...

 

О череда задач неразрешимых!

В два хода - без ладьи, без короля,

А жизнь прекрасна, но течет все мимо,

И бесконечно хороша Земля.

 

* * *

Что сказано, приобретает силу,

Написанное - нестерпимо жжет,

Стишок, случайно спетый, с жару, с пылу,

Быть может и меня переживет.

 

Теперь, когда все просто, и не надо,

Все точки расставлять, рубить концы,

Я снова в дебрях призрачного сада,

Где мы с тобой бессменные жильцы

 

И упиваясь влагою нездешней

Неотличимой от потока слез,

Я полон вновь любовью безутешной,

Я болен ей надолго и всерьез.

 

* * *

Не знаю, чем я поплачусь за эту смелость,

Не знаю, как я расплачусь за эту радость,

Когда в безумии моем сквозит усталость,

Но образумиться ничуть не захотелось...

 

И зная, что паденье неизбежно,

Пытаясь балансировать на грани,

Ни милосердья не прошу, ни состраданья,

Но лишь надежды на любовь, но лишь надежды...

 

* * *

Куда все катится?

И чем все обернется?

Поэт расплатится,

А муза рассмеется,

 

И дело обернется

Иначе чем мечталось,

И муза рассмеется,

Сквозь слезы и усталость,

 

Сквозь слезы и усталость,

Сквозь жалость и презренье,

Вот все что ей осталось

Помимо невезенья,

 

И жаловаться стыдно,

И радоваться тошно,

И без души - обидно,

А без любви - не можно,

 

Надолго ль еще хватит

Терпения и лени?

Потом весна накатит,

И сладкий запах тленья,

 

И сладкий запах мести

И боль освобожденья,

О все, что было вместе

Избегнет ли сожженья?

 

И нечем крыть, мой милый,

Ступай-ка восвояси,

И если хватит силы,

Скончайся в одночасье,

 

И если хватит мочи,

То напиши поэму,

Хотя и это, впрочем,

Лишь вариант на тему,

 

А далее - по тексту,

Звони опять и снова,

И может быть, невеста

Не выйдет за другого.

 

* * *

Ну сколько можно горевать

И все ходить, ходить кругами?

Поверь своей прекрасной даме,

И время повернется вспять.

 

К чему сражаться за любовь,

И уговаривать удачу?

Твой путь любовью обозначен,

И ты ему не прекословь.

 

Люби, когда надежды нет,

И хочется кричать от боли,

Пусть будет боль твоей любови,

Перерастать в добро о свет,

 

Люби, когда уже не в силах,

Прощать, надеяться и жить,

Неправда то, что не любила,

И что не сможет полюбить!

 

Изобретая оправданья

Для каждого ее движенья,

Ты продлеваешь боль страданья

Ты приближаешь пораженье.

 

И стоит ли? Конечно стоит!

Страданья, боли? - Да конечно!

Она улыбкой удостоит,

И рассмеется так беспечно!

 

Что будет стыдно и обидно

За все волнения и муки,

Счастливого конца не видно,

Все возвращается на круги.

 

 

 

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ.

 

Пусть будет все, как будет

Не надо торопиться,

Захочет - позабудет,

Захочет - возвратится.

 

И под Луною полной,

И под Луною сладкой,

Вином бокал наполним

И пригубим украдкой,

 

Ах как бы мне хотелось,

Чтоб ты была со мною,

Ну что же тут поделать,

Под полною луною?

 

Я выпью за здоровье

Прекрасной и любимой,

Делясь своей любовью

С Луной неумолимой,

 

И пригублю немножко,

Пускай тебе приснится,

И лунная дорожка,

И золотая птица,

 

Не надо торопиться,

Пусть будет все как будет,

Иди себе за птицей,

Она тебя разбудит.

 

* * *

Все расцветает, а любовь снедает,

Надежда тает, и безумствует весна,

И чем закончится роман, никто не знает,

И даже нить повествованья не ясна,

 

Я устремляю взор в тугую темень,

А там молчание, отчаянье и ночь,

И я один во тьме переплетений,

И одному мне темноты не превозмочь,

 

И содрогаясь в паутине безнадежной,

Лишенный цели и не знающий, как быть,

Все продолжаю так бессмысленно и нежно,

Так окрыленно и  легко тебя любить.

 

 

* * *

Я ждала прекрасного принца

Тыщу лет, наверное, кряду,

Он уехал - не возвратился,

И теперь я этому рада.

 

Я проплакала все свои слезы,

Я проплакала всю свою душу,

И теперь на больные вопросы

Я взираю вполне равнодушно.

 

Нет, не верю я в ваше страданье,

И меня вы не любите - дудки!

Вы идете со мной на свиданье,

Чтоб рассказывать глупые шутки.

 

Чтоб сказать мне какой вы хороший,

Но лишенный семейного счастья,

И о том, как за жалкие гроши

Вас использует ваше начальство.

 

Ах, как муки мне ваши постылы,

И ужимки, и ваши остроты...

Я хочу, словно ветер в пустыне,

Наслаждаться своею свободой.

 

И не надо прекрасного принца,

И не надо счастливого завтра,

Это вам под луною не спится,

Это вам не хватает азарта,

 

Ну а мне хорошо на свободе,

Я как дикая кошка на воле

Ну а то, что душа на исходе,

Так без ней я не чувствую боли.

 

* * *

Мой друг, подружка, мы с тобой не пара,

Две бедолаги, два шальных птенца,

И весь багаж - улыбка да гитара,

И на руке - полоска от кольца.

 

Все позабылось или отревелось,

И только ночью под покровом звезд

То смех, то грех, и нечего поделать,

Поскольку больше не осталось слез.

 

Коль что найду - немедля потеряю,

Сама ли брошу, только надоест,

А чем живу? - не помню и не знаю,

Лишь соль от звезд глаза и душу ест.

 

 

* * *

Слезу скупую не пролью,

Не загадаю слово,

И ни тебя я не люблю,

И никого другого!

 

Ромашка - сорная трава,

Давно уж облетела,

И я то - знаю, что права,

И не в тебе все дело.

 

И ни в тебе и ни во мне,

И не в волне зеленой,

А в том что бродит в глубине

Души неутоленной,

 

То тихий омут там, то ночь,

То пламень жжет и гложет,

И ты не сможешь мне помочь,

Да и никто не сможет,

 

И вот не верю я ни в рай,

И ни в любовь под солнцем,

А ты - держись, а ты дерзай,

И ничего не бойся!

 

* * *

Не знаю, зачем, почему я его отпустила,

Он был для меня чем-то вроде игрушки, забавы,

Мне было легко засыпать под глухие напевы,

И я восхищалась, и даже немного грустила..

 

И только теперь, под безумною злою луною,

Я вдруг возвращаюсь в бесследно уплывшее время,

И вновь повторяю бесплотное, сладкое имя,

И вдруг ощущаю себя - позабытой, больною...

 

* * *

Приоткрывая короба веселья ,

Пригоршнями черпая ветер с солью -

Лекарство от хандры и от бессилья,

От скуки на конечной у Версаля,

 

Касаться неизвестного доселе,

За зыбкою заветной полосою...

А тем, что не ни о чем не попросили,

Наверное ни в чем не отказали...

 

* * *

Я возвращаюсь в бархатную синь,

В беспечность посвиста, в безумье свиста,

Я возвращаюсь, и звеня, искрится,

Немного мята, и слегка - полынь,

 

И там, за недоступною чертой,

Я узнаю до дрожи первобытной,

Забытые слова, напев забытый,

И шум дождя за ширмой золотой.

 

* * *

Спасибо, моя птаха, моя птица,

Несчастная душа, сестра, сестрица,

Спасибо милая, и пусть тебе приснится,

Высокий мост, спокойная вода,

И над мостом пусть голуби кружатся,

И тени полуночные ложатся,

Чтоб нам с тобой еще тесней прижаться,

Заснуть и окунуться в никуда...

 

И наши души, бедные, больные,

Такие хрупкие и от луны - хмельные

Обнявшись полетят в края иные,

Туда, где голуби над сонною рекой;

И время потечет пчелиным медом,

Теряя счет закатам и восходам,

Как за волной волна, так год за годом,

Даруя утешенье и покой.

 

 

 

 

* * *

Такая горькая, соленая река,

Неспешная, нездешняя, немая,

Последнюю надежду отнимая,

Стекает, ниспадая свысока,

 

И мы, как рыбы, в полной тишине,

Топорщим плавники, теряя зренье,

И нам окно в иное измеренье,

Со стоном открывается во сне,

 

И птичий гомон разрывает сон,

И ветер прорывается снаружи,

И мы осознаем, что наши души

Уже поют, сливаясь в унисон.

 

 

* * *

Душа стремится - разрывается на части,

Душа стремится ввысь, где все несчастья,

Душа стремится, светится, лучится,

Но ей подавно ничему не научиться...

 

Она в тоску впадает то и дело,

Она стремится вырваться из тела,

Все в небеса стремится неудало,

Покуда сердце биться не устало...

 

Она страдает, корчится, смеется,

Покуда сердце неустанно бьется,

Покуда кровь горячая струится,

Она все плачет, все смеется, все стремится...

 

* * *

Веселье духа, легкость восхищенья,

Бесхитростность, не знающая рамок,

Чудесным образом даются нам в подарок,

Как воскрешение, как перевоплощенье,

 

И стон, внезапно превращенный в песню,

И слово, подтверждаемое болью,

И боль былая, обрастая солью,

Вдруг обретают аромат чудесный,

 

Удержат ли тебя твои заботы?

Дождутся ли тебя твои дороги?

Оставь все путы путник одинокий,

И восхитись дыханием свободы...

 

* * *

И что же дальше? Замереть, забыться?

Закрыв глаза, прислушаться к биенью,

К броженью жизни, жженью и томленью,

Там, по ту сторону, там за рекой, за дверцей,

 

И полной грудью, с замираньем слева,

Не торопясь, вдохнуть дрожащий, сонный,

Спросонок зябкий, и такой блаженный,

Прообраз завтрашний, эфирный, невесомый...

 

И слыша шелест мяты и полыни,

Вдруг ощутить себя пространством для посева,

Для новой жизни, невозможной, странной,

Той, для которой и не выдумано имя...

 

* * *

Какая незадача, боже мой!

Какая грусть на окончанье лета!

Вагон метро меня несет - домой,

И на работу - работяг в жилетах.

 

Какая незадача - полный штиль!

Сданы в утиль последние манатки,

И воздух в окна - словно кофе, сладкий,

И в нем - шуршанье шпал, тепло и пыль.

 

И так, посвистывая в дудки и сипелки,

И глухо громыхая в короба,

Я вдруг нащупаю себя в своей тарелке,

Катясь туда, куда везет судьба.

 

* * *

Я вернулся к себе, налегке и надолго

И вкусил наконец тишины и покоя,

Ни властителем муз, ни покорным слугою

Ни спасителем мира я больше не буду.

 

Я достаточно бился с классическим змием,

Мне теперь интересны иные просторы...

 

* * *

Возьми победу, забирай победу,

По этой жизни - лучше пораженье,

Возьми ко всем печалям в завершенье...

Такой ценой мне ничего не надо.

Возьми себе победу в утешенье,

Возьми себе победу на прощанье,

Возьми во искупленье и в награду,

Любовь,

И восхищенье,

И прощенье.

 

* * *

Прости и отпусти, и бог со мною,

Будь милосердна или безрассудна,

Гляди, как тяжело и безысходно

Повисли крылья за моей спиною...

 

В твоих глазах - неведомая сила,

За нею не любовь, не боль, не жажда,

И с ней соприкоснувшийся однажды

Уже ни сна не знает, ни веселья,

 

Ах если бы заранее сказали,

И кабы все секреты объяснили...

То мы бы поднялись и полетели,

Отбросив прочь бессмысленные крылья..

 

 

 

* * *

Немногие лета прошли, отзвенели,

И канули в лету, и вроде как нету.

Как веточку мяты меж пальцев размяли,

И нету печали, и счастья не надо.

 

И светлые нити свиваются в сети,

И сверху спускаются первые листья,

И свет застывает на длящейся ноте,

В светящемся сердце внутри винограда...

 

А кто сосчитает утекшее злато,

Пусть будет богат, да не в нашем столетье,

А нам почитают нежданные гости,

Стихи из тетради в простом переплете...

 

 

* * *

Ах как же, как же! Никогда и позже,

Никак и прежде, и не вспомнить даже.

Ты не любила. Не меня. Но все же

Была такой несчастною и нежной...

 

И был ли то обман? Или виденье

Иного мира и иных материй?

Или одна из будничных историй,

Случайно избежавшая забвенья?

 

Случайно ли, иль из другого века,

Что это тянет и томит и гложет?

И кто поможет, объяснит, расскажет,

Что за печали в синеве высокой?

 

Тугая синева, тоска, дорога,

Глухая боль, безумие утраты,

Но эта боль бездонная согрета

Дыханием невидимого друга...

 

 

 

* * *

Неукротимо, все вперед, да мимо,

Струится время, не считаясь с нами,

Теченье света и воды теченье,

Теченье ледника над валунами...

 

И валуны под волнами немыми,

Под ледяными снами наслоений,

Так схожи с нами сменой настроений:

Все вниз, да вниз, да из огня - в полымя...

 

Вращаясь и крутясь помимо воли,

Вращаясь и стираясь с каждым годом,

Застыть в чужой стране с чужим народом

Замшелой, стертой глыбой в чистом поле...

 

 

* * *

Мы будем посмотреть, посмотрим друже!

(Начало неизвестного стиха)

Пусть бросит камень тот, кто без греха,

А кто с грехом, и плюс - слегка простужен,

Тот может быть и пустит петуха

(Гуляй петух, коль никому не нужен!)

А мы уже не бряцаем оружьем

А наполняем винами меха.

 

* * *

Зачем повторяться?

И так все понятно.

Еще одна осень,

И листья ложатся

Спасительной тенью.

И снова невнятное

Многоголосье

То прочит спасенье,

То просит - остаться.

 

* * *

Начнем с безликой белизны тетради,

Начнем с простой чернильной авторучки,

И глядя сквозь промокшие ресницы,

Начнем с благословенного "люблю".

Люблю гулять с собакой на ночь глядя,

Люблю безо всего купаться в речке,

И на последней находить странице

Давным-давно заложенный цветок...

 

Люблю, как пахнут влажные чернила,

Люблю, как мокрые поют колеса,

Как словно тигры, в оркестровой яме,

Рычат, резвятся золотые трубы...

А про любовь - я вовсе не забыла,

Но про любовь - когда просохнут слезы,

И только не пером, и не словами,

А нежным поцелуем, прямо в губы...

 

* * *

На что грешить, куда спешить? - неясно,

Пора бы жить, да только нить повисла,

И разговора кружево угасло,

И тишина спускается отвесно...

 

Кто хочет пить, когда-нибудь напьется,

Но только не водой, и не сегодня,

А той слезою, что неслышно льется,

И отпирает двери преисподней...

 

Ах пусть воздастся каждому по вере,

И по раскаянью пусть каждому простится,

Гляди: сквозь позолоченные двери

Полоска солнца весело струится...

 

* * *

Спасибо за две точки и за скобку,

Спасибо за усмешку и - поддержку,

Подброшенный пятак подвиснет робко,

И не вернется - ни орлом ни решкой...

 

Спасибо, что ты есть на тех пространствах,

В том царстве, в тех краях, где мне не место,

А где же я? - подавно неизвестно,

Растерянный меж листьев ярко-красных...

 

* * *

Я получил твое письмо - спасибо,

Спасибо за бесхитростные строки,

Ах строки полуночные - как вздохи,

А ночь благоуханна и красива...

 

Я получил твое письмо - спасибо,

Я попечалился твоим печалям,

И подле кружки с земляничным чаем,

Сижу, пишу ответ неторопливо...

 

Я получил твое письмо, дружище,

И радость прорывается наружу,

Но я твоих печалей не нарушу,

Делясь с тобой совсем иною пищей...

 

Твое письмо, и чай, и к чаю - сласти,

И с полки - прошлогоднее варенье,

Такая перемена настроенья,

И так немного надобно счастья...

 

И вот на двор я по дрова полезу,

И кошку - накормлю до одуренья,

И отпишу соседям приглашенья,

Насвистывая хитро - Марсельезу...

 

* * *

Любви и счастья,

И ни каплей меньше,

А что же дальше?

Да не все ль равно?

Но только что не надо лжи и фальши,

И чтобы не на самое на дно...

 

Пусть будет бедно,

И пусть будет трудно,

Но только без утайки и вранья,

Любви и счастья!

Ах как это грустно...

Смешно наверно,

Но ведь это я...

 

Ты помнишь: детский смех, и птичий гомон,

Поселок дачный, музыка вдали...

Мы на снегу танцуем перед домом,

И под собой не чувствуем земли...

 

* * *

  Улыбка, слезы, холод, ночь, улыбка,

  Улыбка, холод, боль, улыбка, ночь,

  И рвется, рвется разговора нитка,

  И ускользает, убегает прочь...

 

  Улыбка, холод, ночь, улыбка, слезы,

  Обиды горечь и слезы роса,

  И надвигается туман сладкоголосый,

  И распадается на голоса...

 

- Прости меня, прости меня, мой милый!

- За что, моя родная, бог с тобой!

- Когда б не ночь, тебя бы я любила,

  Когда б не этот дождь по мостовой...

 

- Прости меня, прости меня, родная,

  К тебе иду я через ночь и дым,

  Уже покрылась снегом мостовая,

  И я скольжу по ней, чертя следы...

 

- Прости меня, прости меня, родная!

- За что же, милый, я и так с тобой!..

  И через слезы - нежность неземная,

  И сквозь улыбку - неземная боль.

 

 

 

 

* * *

Я нe минуты не считаю и нe дни,

Иду себе, бреду своей дорогой,

И где-то далеко мой ангел строгий,

А светлый ангел прячется в тени.

 

Но я веду неспешный разговор,

Скорее монолог - с самим собою,

И вдалеке мне чудится укор,

А в темноте - смиренье пред судьбою.

 

Но я найду в себе любви и сил,

Я отыщу ту музыку и слово,

Чтоб зажила души первооснова,

И ангел бедный чтоб меня простил.

 

 

* * *

Мой ангел, мой друг, ученик изощренный в науках,

Трудяга, студент, увлеченный не хлебом единым,

Я рад называться твоим, хоть ученым, но другом,

И вместе с тобою болтаться в сетях паутины...

 

И вместе с тобою болтать о душевных невзгодах,

Классическим ямбом тебя и себя забавляя,

О самом простом рассуждать в степенях превосходных,

Размашистой вязью улыбки меж строчек вставляя...

 

 

* * *

Распустила волосы,

                     Ах, распустила,

Свеченьку у образа

                     Перекрестила,

И совсем без голоса

                     Я спросила:

Как же все устроится,

                     Бог мой милый?

 

Без любви грешно,

                     И нечестно,

А была б давно

                     Уж невестой,

Ах темным темно

                     За занавеской,

Как же тяжело

                     Друг небесный!

 

Никуда и не спешу,

                     И не плачу,

И назад я не гляжу,

                     Не жалею,

И тебя я не прошу

                     Об удаче,

Лишь молитву твержу,

                     Как умею.

 

Небо розовеется

                     Ай как красиво!

Здесь же, что не сеется, -

                     Да все крапива,

Для тебя я волосы

                     Ах, распустила

Ничего мой Господи,

                     Не попросила.

 

* * *

Дождь прошел, веселая водица

Продолжает литься в водосток.

Ну а нам - куда же торопиться?

Мы еще помешкаем чуток...

 

- Я люблю тебя, душа-сестрица,

Не спеша продолжим разговор...

И беседа, как вода струится,

И как пламя вспыхивает взор.

 

И хоть этой влагой не напиться,

И всего за ночь не рассказать,

От свечи подрагивают лица,

И беседы длится благодать.

 

Пусть давно пора угомониться,

Дать слезам пролиться и застыть,

Но душа чему-то веселится,

И струится разговора нить...

 

* * *

Еще немного - и придет зима,

Нахлынет ночь и замолчат цикады,

И вспыхнет городская кутерьма,

Ботинок скрип и шелест автострады,

 

Еще немного - и вернется страх,

Тот старый спутник и дурной советчик,

Что подгоняет стрелки на часах,

А судьбы наши - корчит и калечит,

 

Еще немного - и нахлынет сон,

Холодной дрожью взлетов и падений,

И будет ветром в небо вознесен,

И плавно приземлится лист последний,

 

А более не будет ничего,

Помимо мглы с ее морозной лаской,

Покуда не накатит Рождество

Отчаянной слезой - и детской сказкой.

 

*  *  *

Мы подчинимся волнам и теченьям,

Приноровимся к многословным притчам,

Солоноватым ломаным печеньем

Мы причастимся к разговорам птичьим.

 

И птичьим правом подтверждая слово,

И птичьим словом предрекая лето,

Мы пробежим, не трогая основы,

Лишь колебаньем воздуха и света.

 

И, вчитываясь в свитки световые,

В чужие проникая разговоры,

Раскинем шире кольца годовые,

Расправим разноцветные узоры.

 

И зреющее в недрах восхищенье

Заполонит на берегу песчаном

И чаек,  причащаемых печеньем,

И нас, оповещенных обещаньем.

 

* * *

Куда как чудно, коли приглядеться,

И даже более того - чудесно...

Улыбка, малое дитя... не детство,

Но даже менее того - надежда...

 

         Туманность, молоко, что не однажды,

         Коснувшись бездны, высекает душу,

         И светится внезапным отраженьем,

         Вначале - упоенное броженьем,

         Затем служением тепла и жажды.

 

И радость, что как будто незаметна

Отнюдь не тщится вырваться наружу,

Но исподволь преображает числа

И осеняется преображеньем.

 

* * *

Год созреванья. Августейший август.

Цикадный цокот. Королевский хор

Кузнечной братии. Хмельная благость.

Цвет изобилия. Бордо. Кагор...

 

Когортой черных взмыленных Харлеев,

Укатит лето, унося с собой

Сраженья, что чем дальше, тем больнее,

И триумфальный барабанный бой.

 

И сумеречный мрак уже пронзает,

Напоминанием о бренности трудов

И серп, еще прозрачный, нависает

Над рябью задремавших городов...

 

Такой уж год, такие вот событья...

Никто не прав, но урожай созрел.

И серп прозрачный режет по наитью

И награждает ураганом стрел.

 

* * *

Был чудесный вечер,

В переулках звонких

Музыка и речи

Плыли одиноко.

 

Дождь забрал печали

И унес далеко

Голоса звучали

В приоткрытых окнах...

 

В тот чудесный вечер

Стало все так ясно

Но поднялся ветер

И теперь на свете

Хмуро и ненастно.

 

* * *

Гречица умчится без спросу, как просо, а спрос на овес.

И нам бы одуматься, остепениться, и строить всерьез,

А мы все о просе, о вечном вопросе, все ямб да хорей,

А нам бы, бобрам бы, подумать про дамбы, про дам, да детей,

А нам бы, бобрам бы, всерьез про овес бы, про просо всерьез,

Но только пшеница в степях колосится, и манит до слез...

 

* * *

Спит спина, живет живот

Кто там в животе живет?

Кто там ерзает во мне?

Кто шевелится во сне?

Мама гладит свой живот,

Мама песенку поет:

Спи дитятко, спи дружок,

Дай и мне поспать чуток!

 

* * *

Превозмогая опьяненье жаждой,

Пред океаном древним и безбрежным

Увидеть след, прочерченный звездой,

И озарясь последнею надеждой,

Его взлелеять осторожно, нежно

И оросить тревожной, влажной,

Живою, животворною слезой.

 

* * *

Туда, где синий - словно небо ранним утром,

Туда, где красный - словно небо ранним утром,

Туда, где желтый - словно небо ранним утром ,

Туда, где осень - продолженье лета,

Туда, где в дымке - всех светов богатство,

Где воздух полон ласковым и мудрым

Тысячекратно отраженным светом,

Вернуться ненадолго за советом

И больше никогда не расставаться...

 

* * *

Туман - и прочерк. Эйдельман. Суббота.

Прогулка дилетантов по векам:

От сотворенья мира до исхода -

Эпистолярно-глиняная ода,

Хвала архивам и черновикам.

 

Туман - и прочерк. Перельман. Четверг.

Гореньем свечки бесов заморочим:

Брожением, катализом и прочим…

Спасительным закончив многоточьем

Почти уже научный фейерверк.

 

* * *

Какою-никакою

Ни здесь, ни за рекою

Дорогою, тропою

Куда ни побредешь,

Ни дома с дорогою,

Ни где-нибудь с другою

Ни счастья, ни покою

Не сыщешь, не найдешь.

 

* * *

И если хлебом прорастает семя,

И пламя разрастается пожаром,

И если мудрому обрыдла мудрость,

Скупому - скупость, а купцу - товары,

 

То погоди, не подводи итоги,

Еще не вечер, то ли еще будет,

А будет то, чего не угадаешь...

А в книгах-то кишмя кишит червями!

 

А будет долгожданный штиль на море,

И позабудутся вражда и зависть,

И будет всадник с золотой трубою,

И радугой отмеченное слово

 

И наши дети, и совсем чужие,

И наши внуки, и совсем чужие,

И наши боги, и совсем чужие

Обнявшись, запоют в едином хоре,

Как будто никогда не расставались...

 

* * *

Ни в скуке, или боже мой - корысти,

Но в любопытстве, поиске ответа

Живое восхищенье света,

И возрождение забытых истин.

 

* * *

Подходит осень. На сыром асфальте

Подтеки от каштановых орехов.

Вчера был дождь, спокойный, тихий, мелкий.

Теперь в тумане контуры рябин.

 

И кружево каштановых геральдик,

И ржавчина рябиновых доспехов

Вдруг делают промокшие скамейки

Похожими на выставку картин.

 

 

* * *

Погоди, никакие уроки

Нас не учат, и в мороке дней

Истончаются тропки-дороги,

И уходят последние сроки,

И душа, как пунктиром, сквозь строки...

Только утро всегда мудреней.

 

Мудреней ли, больней ли, мудреней?

Но бывает...  живая вода,

Проливается как из ведра,

И уже исчезает беда

Под волной молодой и соленой.

 

* * *

Просыпаюсь под душем горячим,

Выползаю на кухню, и ах!

Кипячу то, что мы обозначим

"По-турецки", вполне настоящим,

Но в кастрюлечке, и впопыхах.

 

А потом, покачусь-покатаюсь

То вокруг, то под ноги смотря,

Полчаса, что до службы осталось,

По-вдыхаю холодную сладость

Благодарного октября.

 

* * *

Пожалуй что свежо. Воскресный вечер.

Асфальт еще местами не просох.

Иду себе, свободен и беспечен.

И одинок - до девяти часов.

 

Воители каштанового братства

Повержены в сраженьи с октябрем,

И тени островерхие слоятся

И тают в золоте под фонарем.

 

Район полуживой, патриархальный

За слоем пыли - пожелтевший свет,

Хранители премудрости кабальной

И девы неопределенных лет.

 

А ваш слуга покорный и продрогший -

Помилуйте! Октябрь на дворе! -

Идет, бредет - нечаянный прохожий,

И размышляет о добре и зле.

 

 

 

 

* * *

Горька отвага, глубока тревога.

Прошла ветхозаветная пора,

Но теплится до самого утра

Лампадка, согревающая Бога.

 

Но теплится надежда в глубине,

И чем страшнее ночь, тем ярче пламя,

И славится горячими губами

Его отображенье на стене.

 

Незнамо как, и по каким законам,

Но строится незрим и невредим

Великий храм, и купола над ним,

И свет бежит по окнам и иконам,

 

И эта тайна о семи печатях,

И это чудо о семи главах

Становятся зерном на жерновах

И кружевной оборкою на платье,

 

И поздней ночью огонек неясный

Горит напоминанием о том,

Что эта осень и вот этот дом,

И даже слезы вовсе не напрасны.

 

 

 

 

* * *

Наконец-то распогодилась погода,

А то всё ни то, ни сё, наискосяк,

И с фасада облупилась позолота,

А задворки-то в подпорках да лесах.

 

Мы дворцы перекроим, перелатаем,

Понастроим новых храмов да хором,

И свое в четыре счета наверстаем,

Коли златом не пришлось, так серебром.

 

 

* * *

- Девочка чумазая,

Где ты носик перемазала?

- Я свой носик перемазала,

По пещере лазая.

 

- Девочка чумазая,

Где ты носик перемазала?

- Вылезла из-под КАМАЗа я,

Я его мастикой мазала.

 

- Девочка с чумазым носом,

Отчего твой нос чумаз?

- Я родилась под кокосом,

Мой папаня папуас.

 

 

* * *

Котя, котенька, коток

Шел кататься на каток.

 

А за ним бежали кошки,

В каждом ушке по сережке.

 

А за ними ехал Сенька,

У него на шее фенька.

 

А везла его на санках

Ну конечно же, Оксанка.

 

А за ними топал Леха,

Он катается неплохо.

 

А за ним летели птички,

Две веселые синички.

 

А за ними шла собака -

Не кусачая, однако.

 

А за ними шла корова -

Неприступна и сурова.

 

А за ними шел медведь

Не кататься, а глядеть:

 

Чтобы катались по кругу

И не мешали друг другу.

 

* * *

Сеня, Сенюша,

Кушай-покушай,

Кушай мое молоко!

Лошадь придет,

Песню споет,

И убежит далеко.

 

* * *

Сеньку, Семку, Самуила

Мама молоком кормила.

А на шапочке у Сёмочки

Интересные тесемочки.

 

 * * *

Расколется, размелется, развеется,

Рассеется, исчезнет, не запомнится,

Раскроется и вновь наполнится

Слезой, слюдой, как будто ветром мельница.

 

* * *

Эта лень - продолжение лета,

Эта синь - осязание моря,

Воплощение - не Лукоморья,

Но пожалуй, поблизости где-то.

 

И хмельные зеленые нимбы,

Украшают хореи да ямбы,

По ветвям - разноцветные лампы,

А меж них - купидоны да нимфы.

 

И спускаясь с утра на дорогу,

По ступенькам,  как будто с ковчега,

Щурим глазки от яркого снега,

Слава богу, дружок, слава богу.

 

* * *

На морозе сгущаются краски,

И чуток утоньшаются ветки,

Ветерок, моложавый и терпкий

Угощает по царски.

 

И румяные, пряные будни

На морозе звучат величаво,

И торопят начать все с начала

Хоть сейчас, пополудни.

 

Ну конечно начнем, отчего же?

Коли в небе ни капельки влаги,

Словно росчерком по бумаге,

На улыбку похожим.

 

Ты не плачь, что порядки не гладки,

Что вороны на юг улетели,

Нам пока не до этих материй,

Спи, мой сладкий

 

 

 

* * *

Благословенна будь еда, что перед нами,

И эта трапеза, и мы за ней,

И этот дом, и  вечер за стенами,

И пламя оплывающих свечей.

 

Да будут сладки сновиденья нашим чадам,

Благословенны под укрытьем стен

Бокал с вином, зеленым, виноградным,

И поздний ужин наш - благословен.

 

 

* * *

По немыслимой, неосмысленной

По не вытоптанной мураве

По весенней, пушистой, зеленой,

Больше по небу, чем по земле.

 

Покуражимся, покуролесим,

Удивленное эхо ловя,

Возвращенный из дальнего леса

Крик не пойманного журавля.

 

Упадем, задыхаясь от смеха,

Среди бабочек и мотыльков

И прикрикнем своим человекам,

Чтоб не бегали далеко.

 

Наши чудные, чудные чада!

Им идут озорные цвета,

Одуванчиков зелень и злато,

Васильковая суета...

 

Ну а на небе та же картинка,

Обрамленная в синеву:

Видишь зайцев в промокших ботинках,

Видишь я по поляне плыву.

 

Вон твои разноцветные бусы

И божественная рука,

Это боги над нами смеются

С высочайшего высока.

 

Что ж посмейтесь, повеселитесь,

Мы и сами навеселе,

Поглядите - как мы – поглядите! -

Кувыркаемся на земле.

 

 

 

 

 

* * *

Я от Женьки ушел в шесть часов,

И пошел себе по дороге,

Мимо кладбища и синагоги,

Мимо праздничных корпусов.

 

Дождик будто бы из ведра

Поливал, не холодный, но мокрый

И по зонтику скороговоркой

Что-то бодрое отбивал.

 

Было первое января,

Удивительная погода!

Первый вечер нового года,

И такая вот ерунда.

 

Впрочем я, наверное, зря:

Мало ли, какое число,

Мало ли, куда занесло...

Слава Богу, рядом друзья,

 

Слава Богу, живем не одни,

Вон и Женька рядом живет,

Есть с кем чокнуться в Новый Год,

И во все остальные дни.

 

* * *

Нету разгадок, все загадки, головоломки,

Костедробилки и прочая дребедень,

Мы ж балансируем, копошимся на кромке,

Силимся, жаждем отбрасывать тень.

 

* * *

Садится солнце за рекою

В глухом лесу,

Старуха дряхлая с клюкою

Ведет козу.

 

Старуха горестное что-то

Ей говорит,

И солнце катится в болото

И там горит.

 

Коза ей тоже отвечает,

То бе, то ме.

Быть может это означает:

Конец зиме.

 

Старуха ласково кивает,

Стуча клюкой,

И солнце в море уплывает,

Там за рекой.

 

Там за рекой, там за болотом,

Там за горой,

Сверкает терем позолотой

И мишурой,

 

И пляшут девки молодые,

Звенит свирель,

Садятся пчелки золотые

На колыбель.

 

***

Когда-нибудь, в далеком-предалеком,

Быть может, царстве, или королевстве,

Мы будем жить на берегу высоком,

У вечности под боком, точно в детстве.

 

Мы будем выползать легко и бодро

Под утреннее ветренное солнце,

И будут хлопотать на наших бедрах

Не высохшие за ночь полотенца.

 

Мы будем проходить по переулкам

Приморского глухого городишки,

Мы будем получать на почте книжки

И после расставлять по книжным полкам.

 

А на закате, сонно и неявно,

Нас посетит присутствие порядка,

И будет слышно, как скрипит калитка

Под неусыпный рокот океана.

 

* * *

Ой не наши деревья, не наши!

Шелестят за окошком магнолии.

Убегу я с работы пораньше

И предамся своей меланхолии.

 

Буду холить ее и лелеять,

Сотворю для нее отбивную

Угощу драгоценным елеем

И диван в уголку облюбую.

 

И семейство мое, если можно,

Не глумись над моими костями!

Обращайся со мной осторожно,

Потешайте меня новостями.

 

Если гость постучит, слава гостю!

Мы посмотрим кино из проката,

А потом мои бренные кости

Почивать побредут виновато.

 

Ах спасибо, мои дорогие!

Уповаю на милость на вашу!

Ну а завтра - к чертям ностальгию! -

Побегу на работу пораньше.

 

* * *

Спит осинушка, спит берёзушка

Спи мой сынушка, спи, мой солнышко.

 

* * *

Не стучи, мой добрый дятел, не стучи,

Не кукуй, моя кукушка, не кукуй!

Не трещите, перепелки да грачи,

А слетайте, кто-нибудь, на Иссык-Куль!

 

Ну а там на Иссык-Куле трынь-трава

Прорастает до еси на небеси

Я бы сам, каб не трещала голова...

(Не беси меня, кукушка, не беси!)

 

Я бы сам бы полетел на Иссык-Куль,

Покатался по траве, по мураве,

Или выпил коньяку ли, кофейку ль?

Иль пошел бы прогуляться по Неве.

 

Только где тот Иссык-Куль и та Нева?

Черт-те знает на каком краю земли!

Не дури, моя дурная голова!

Не скули, моя кукушка, не скули!

 

***

Если спросят - я не знаю. Ни малейшего понятья.

Если скажут - не поверю, и не стану проверять.

Ну а если сам увижу, я не брошу все занятья,

Лишь пожму себе плечами, и за старое опять.

 

Мне не надо просто чуда. Оглянись, всего навалом,

И знаменья, и затменья, или просто Рождество,

И сверкают, и искрятся, только этого мне мало.

Мне бы мала, да удала, одного, да своего.

 

Мне б найти свою дорогу, ну хотя бы и тропинку,

Или щелочку в заборе, а за ней - чудесный мир.

А не видно, что за горе, намечтаем, правда, сынку?

 

* * *

Пока, покуда на небе светло,

И тени наши стелются проворно,

Прошу тебя, чтоб всё произошло,

Прошу тебя нижайше и покорно.

 

Прошу, чтоб все сложилось, улеглось,

Мы здесь, твои, с тобою каждым вздохом,

Смотри на нас, гляди на нас до слез,

Мы кровь твоя, мы плоть твоя, нам плохо.

 

Пока, покуда светел небосвод,

Пока течет река, ручей струится,

Прошу тебя, пусть всё произойдет,

Все образуется, пройдет, угомонится.

 

Даруй же нам от щедрости своей

Причастности к твоей любви и силе,

Пока болит душа, журчит ручей,

Чтоб мы жалели, жили и любили.

 

* * *

Ой не наши деревья, не наши!

Шелестят за окошком магнолии.

Убегу я с работы пораньше

И предамся своей меланхолии.

 

Буду холить ее и лелеять,

Сотворю для нее отбивную,

Угощу драгоценным елеем

И диван в уголку облюбую.

 

И семейство мое, если можно,

Не глумись над моими костями!

Обращайтесь со мной осторожно,

Потешайте меня новостями.

 

Если гость постучит, слава гостю!

Мы посмотрим кино из проката,

А потом мои бренные кости

Почивать побредут виновато.

 

Ах спасибо, мои дорогие!

Уповаю на милость на вашу!

Ну а завтра - к чертям ностальгию! -

Побегу на работу пораньше.

 

 

 

 

* * *

Улиткою ползти по рвам-канавам,

Шершавым слизняком по дряблым кочкам,

Но быть в душе счастливым и лукавым

Свидетелем идеи непорочной.

 

Ползти по паутине мирозданья,

Да в ямку бух! на гладенькой дорожке,

Вруг озариться сокровенным знаньем,

Воздев горе улиточные рожки.

 

И в ямку бух! и бух неоднократно,

Стеная ах! и ох! на каждом вздохе,

Не толковать превратности превратно,

Но размышлять о милосердном Боге.

 

И веровать ни с бухты, ни с барахты,

И продираясь сквозь козноязычье,

Обресть свидетельство великой правды

Преображаясь от ее величья.

 

И устремляясь в бухту ли Барахту,

Иль в ямку бух - бултых по самы уши,

Твердить хвалу всеблагу и всесвяту

Властителю небес, воды и суши.

 

 

* * *

Меж нами, между вами, меж ними, между всеми,

Зерно повествованья, исчадие поэмы.

Измерени словами, истерзано  сомненьем,

Над нами и над вами взойдет стихотворенье.

 

Над нами и над всеми негоже усмехаться

Разрозненная темень уже пришла смеркаться

Разрозненное племя, оно отчасти ваше,

Бурлит стихотвореньем, как на комфорке каша.

 

И словно тараканы, воспоминанья детства,

Поют ночные краны, бурлит ночное тесто,

И всходит над домами морозною зарею

Волшебный голос мамы, поющей над плитою.

 

Бурли, комкуйся манка, бурли вздымайся тесто,

Не обижайся мамка! Какое было дество!

Какие были годы, какие были роды,

И было так уютно дремать внутри утробы.

 

* * *

Благословите нас на долгий путь,

На долгую любовь, на труд и праздник,

Позвольте нам немного отхлебнуть

Из тонкого стекла с напитком красным.

 

Благословите нас на древнем языке,

Мы отзовемся, горным эхом вторя,

И эхо пропадет в пучине моря,

Оставив нас стоять рука в руке

 

И будет солнце на волнах сверкать,

И время течь рекою неизменной,

И будем мы любить и постигать

Божественную красоту вселенной.

 

***

Когда-нибудь, в далеком-предалеком,

Быть может, царстве, или королевстве,

Мы будем жить на берегу высоком,

У вечности под боком, точно в детстве.

 

Мы будем выползать легко и бодро,

Под утреннее ветренное солнце,

И будут хлопотать на наших бедрах

Не высохшие за ночь полотенца.

 

Мы будем проходить по переулкам

Приморского глухого городишки,

Мы будем получать на почте книжки

И после расставлять по книжным полкам.

 

А на закате, сонно и неявно,

Нас посетит присутствие порядка,

И будет слышно, как скрипит калитка

Под неусыпный рокот океана.

 

* * *

 

Я не знаю такого места и времени,

Чтобы всё как у людей, всё по-божески...

Впрочем, что там врать-грешить, в этой темени

Были проблески, старик, были проблески.

 

Оттого-то, посреди благолепия,

В самом чреве, в потрохах мироздания

Остаёшься дураком из совдепии,

Точно Штирлиц, партизан на задании.

 

И теперь (чего грешить?) высекается

Из кремня искра, гляди, пуще прежнего...

Это проблески твои откликаются

Из тогдашнего прошлого снежного.

 

И каким бы ни повеяло мороком,

И какая бы война не ко времени,

Остаёмся мы верны этим сполохам,

Отпечаткам, очагам роду-племени.

 

И какая-то стойкая искрица

Продолжает ныть в порыве отчаянья,

Что когда-то все зачтется, расчислится,

И что выполнятся все обещания.

 

 

 

* * *

Вряд ли исполнится то, что задумалось,

Вряд ли случится все так, как мечталось,

Странно ли? Сумрачность и простуженность

Травы стирают и гонят усталость.

 

Травмы души да сердечные ссадины

Заворожим, да по ветру развеем

Пряною мятой, душистым шалфеем

И заклинаньем у ветра украденным.

 

* * *

У Большого Каменного,

У большого ветреного,

Темнота предутренняя,

Синева бесформенная,

 

Там бредут влюбленные,

Грустные и сонные,

И под ними - лунная

Дорожка невесомая.

 

* * *

Теки, теки могучая река,

Влеки мою лодчонку на пороги,

И я замру в испуге и восторге,

Услышав гул воды издалека.

 

И приподнявшись на одно колено,

Прищурюсь вдаль, сожму весло сильней,

И страх исчезнет. Необыкновенно

Прекрасна жизнь, и замысел о ней.

 

* * *

Открыта дверь - закрыта дверь.

Прошел насквозь, обратно вышел,

Но никого там не увидел,

И все же кто же там теперь?

 

И все же кто же там тогда?

Там, за невыдуманной гранью,

Уже подвластный замерзанью

Под тонкой коркой изо льда?

 

 

 

* * *

Зайти случайно, посидеть печально,

Две чашки чая - невеликий ужин.

Мой друг ученый, ты зачем простужен?

И взор твой орошен слезой нечаянной...

 

К чему учение твое, к чему молчание?

И угощение твое, как обещание,

Как приглашение к иному знанию,

Как ощущение без осязания.

 

Как будто мглой заволокло дороги - улицы

И темнота сквозит в окно, гляди - простудишься!

Все перемелется в муку, все образуется,

И будет белый свет в снегу, и в небе - солнце.

 

С такою светлой головой - к чему печалиться?

Тоска пройдет сама собой, не попрощается,

И под слюдою голубой и оголтелою

Мы зашагаем пуховой дорогой белою.

 

ФОТОГРАФИЯ

Прости, что забываю временами,

Так забывают о своем дыханье,

Так забывают о болящей ране,

Об осени, шумящей за стенами...

 

Прости, что забываю временами,

Я все же рядом, на одной планете,

На той же карте, в том тысячелетье,

На той земле, обеими ногами,

 

Прости, что забываю временами,

Я все же ненадолго возвращаюсь,

И с давней фотографией общаюсь,

Смешными называя именами...

 

 

 

 

* * *

Соблазнить? - Изможденной лаской,

Утомленным едва-касаньем,

Обещанием или сказкой,

Иль не сказкой, не обещаньем,

 

Безысходной своей любовью,

Безутешной своею болью,

Светом лампы у изголовья,

Освещающим путь к безмолвью,

 

Освещающим путь к безмолвью...

 

Где сливаются Тигр с Евфратом,

С Волгой, Доном и Потомаком,

Где встречается Авель с братом,

И дает ему чашу с маком,

 

Извести ненасытной жаждой,

Утоления не давая,

Кто безмолвья хлебнул однажды,

Тот счастливым уж не бывает,

 

Кто отведал отравы темной,

Тот обратно уж не вернется,

Будет рваться душой бездомной,

В высоту иль на дно колодца,

 

И под звездами в новолунье,

Будет плакать о саде вешнем,

Кто блажен во своем безумье,

И в безумье своем безгрешен.

 

 

* * *

Под стук колес, под перепев дремотный 

Успокоительный, глухой накатит сон.

И будет мимо проплывать туман болотный,

Багровый дуб и ярко-красный клен.

 

И синь небес прольется и нахлынет

Сквозь грязь окна, сквозь этот скрип и стук,

И клином клин, что Родину покинет,

И осенью, сквозь грязь, стремглав на юг,

 

И тени птиц, что по ветвям, по крышам,

От грязных окон вдруг взметнутся ввысь

Как ветви тополей стремясь все выше,

Чтоб там, на высоте переплестись.

 

* * *

Все бывает, все сбывается, 

Даже то, чего не ждешь.

Вроде врозь - да не расстанемся,

А любовь - по сердцу нож.

 

И казалось бы не надо бы

Нет надежды - так катись.

Только сердце ноет жалобно,

А душа стремится ввысь.

 

А душа готова к радости,

Непонятно отчего:

От любви или от жалости,

Иль от слова твоего.

 

 

* * *

Мы вроде говорим одно и тоже,

И будто бы идем почти что рядом,

Сочувствуем одним и тем же взглядам

И даже интонации похожи.

 

И перед ложью, что так ухо режет,

И перед жизнью, что горька до дрожи,

Мы зачаровано твердим одно и то же,

И безошибочно творим ошибки те же.

 

И как птенцы, в бесхитростной гордыне,

Из одного гнезда сбежав на волю,

Хлебнувшие одной и той же соли,

Все так же плачем о родимом дыме.

 

* * *

Уже все иначе, и это не страх, не страданье,

Еще пощекочем стократ закаленные нервы,

И эхом веселым уже обернется рыданье,

И будет последний глоток веселее, чем первый.

 

Не сладость, не горечь, не боль, а щемящая жажда,

Которой пока ни конца и ни края не видно, -

Осколки от вазы разбитой (увы!) не однажды,

И плакать над ними смешно, и расстаться обидно.

 

* * *

Совиный глаз. Нагроможденье линий.

Кусок тряпицы – пустячок, и только,

Но прикреплен надежно. И надолго

На потолок нацелен глаз совиный.

 

А за окошком, за двойною рамкой,

Ночная тишина, светло и чисто.

Там первый снег под фонарем лучится

Волшебной пудрой - сахарной и сладкой.

 

И мы с тобою,  две ночные птицы,

Глядим на мир, залитый белой краской

И он горит рождественскою сказкой

Немного просветляя наши лица.

 

Немного просветляя наши лица,

Немного просветляя наши души

И нам уже покорны и послушны

Ночная тишь, совиный глаз, кусок тряпицы.

 

* * *

Новогоднее...

Шел по улице индюк

тюк, тюк, тюк, тюк

А за ним трицератопс

Топс топс топс топс

а навстречу шапокляк

шмяк, шмяк, шмяк шмяк.

А навстречу диплодок

Чпок чпок чпок чпок

 

А герой мой никуда не бежал

это был себе червяк червячком

он спокойно на диване лежал

и потягивал чаёк с коньячком

 

Забегала черепаха, ничего себе деваха,

Заявился диплодок, нестареющий постдок,

Залетали синички и белочки,

кто зачем забегал ,всё по мелочи,

.

А червяк себе лежал и балдел

На синичек да на белок глядел

Неспеща себе чаёк попивал

то поддакивал, то просто кивал..

 

А в башке его роилась мысля

И не то чтобы умная очень

Что бежим да суетимся зазря

И зазря себе бошку морочим

 

И что если бы глаза закрыть да уши заткнуть

И неспешно так в себя заглянуть

То внутри то ли облака то ли яблока

Обнаружится дивная музыка

 

Только надо бы принять все как есть

И себя со своей невезучестью

И постдока с его бестолковостью

И девицу и птицу и белку,

Новый год и колучую елку

Бормоглотов и бронтозавров

И всех прочих гегемонов и мавров

Потому что все неприятности

Получаются от непринятости

И чтобы все хорошенько понять

Надлежит хорошенько принять

А как что-то начнешь понимать,

Принимать, принимать, принимать.

 

* * *

Любил Гаврила фалафель,

Но не волок ее в постель,

Она мила ему была

Как украшенье для стола.

 

***

Глупая без шляпы я

Что твоя теляпия.

 

* * *

Все как-то боком, как-то ненароком.

Сама собой, дорогою кривой

Судьба плетется, неподвластна срокам,

Водя по строкам ручкой перьевой.

 

И глядя в дали, что б ни увидали,

Чего б не ведали, чего бы не могли,

Мы на сто лет заранее устали

И сотню зим в унынье провели.

 

И кто бы осудил, да сам с усами,

А нам уж неповадно слезы лить,

Мы будем на огонь глядеть часами

И тихо ни о чем не говорить.

 

И млея под луною в полнолунье,

И в млечную вливаясь кутерьму,

Глаза прикроем, будто бы в раздумье,

И улыбнемся так, ни почему.

 

 

 

 

 

* * *

Обнимай, да понимай,

Бабка надвое сказала:

От везенья проку мало,

От терпенья проку мало,

И от пенья проку мало...

(Бабка надвое сказала...)

Только, все же напевай:

(От везенья проку мало...)

Только, чтоб никто не слышал

Тише ветра, тише мыши

Выше ветра, крыши выше...

(Бабка надвое сказала)

От везенья проку мало,

От терпенья проку мало,

А от лени проку много,

И от скуки проку много,

От науки... Ради бога!

Не о том моя тревога,

А за ленью, а за пеньем

А за ангельским терпеньем

Где та верная дорога?

Бабка, погоди немного...

 

* * *

Мои часы, наручные, с луною,

Неведомо куда запропастились,

И холодильник подтекает малость,

И лампа - то потухнет, то погаснет.

 

Я тряпку положу под холодильник,

Я отыщу паяльник с канифолью,

И лампе покажу, почем фунт лиха...

О боги, боги... Это все цветочки...

 

* * *

Нужны ощутимые связи.

Верёвка, коньки, молоток...

Уборка, уборка! И наземь

Ложится пуховый платок.

 

И многая прочая утварь,

Годами не тронутый скарб...

Настало субботнее утро,

Стенной разгребается шкаф.

 

Как горестно расставаться!

Штормовка, впитавшая дым,

Заштопанная раз двадцать...

А дети... На что она им?

 

Всё взвешиваем философски,

И стопку штанов, и халат...

Силён еще гонор московский,

Но всё же сильней сопромат.

 

Года - как мгновение ока...

И вот, подытожен итог.

И снова - на полку, до срока,

Коньки и пуховый платок.

 

 

 

* * *

Два настроения.

 

Смешно и грустно...

                     Ничего что оба сразу?

Два настроения,

                     серебряные нити,

Пересекутся,

                     столь приятные для глаза,

Произведения

                     чеканки и финифти.

 

А перламутром

                     мы украсим наши лица,

И будет нам

                     и весело и больно

А завтра утром

                     все на круги возвратится

Покрывшись пудры

                     коркой многослойной.

 

Как это странно,

                     Всё законы сохраненья.

И знаешь ли?

                     Все в мире не случайно,

И славно, что

                     молчанье и волненье

Рождают лишь

                     волненье и молчанье.

 

Неписаный

                     закон, наверно глупый, -

Держать свои слова

                     и обещанья.

Я мысленно

                     тебя целую в губы

И грустно улыбаюсь

                     на прощанье.

 

* * *

Мой ангел, мой друг, ученик изощренный в науках,

Трудяга, студент, увлеченный не хлебом единым,

Я рад называться твоим, хоть ученым, но другом,

И вместе с тобою болтаться в сетях паутины...

 

И вместе с тобою болтать о душевных невзгодах,

Классическим ямбом тебя и себя забавляя,

О самом простом рассуждать в степенях превосходных,

Размашистой вязью улыбки меж строчек вставляя.

 

 

* * *

Ну вот и опять теплый дождик!

Какая же это зима?

Небесные хляби, похоже,

Сошли ненароком с ума.

 

Лихие небесные рати,

Погрязшие в киселе,

Не надо меня покарати,

Я тоже навеселе!

 

Я тоже витаю-летаю,

Потерянный, но живой,

Не ведаю, что болтаю,

Но чувствую за спиной

 

Дыхание, придыханье,

Пришептывание в груди…

Ну что, ты, моя дорогая,

Не время еще, погоди!

 

Еще далеко до мороза,

Пронзающего естество,

Пока ж - крокодиловы слезы

И сказочное Рождество.

 

Ах, дай мне еще надышаться

Прокуренным, пропитым

Остатком волшебных субстанций,

Приличествующих святым,

 

Позволь мне допеть мои песни

И сказочки  дорассказать,

А там уж - гуляй, Одесса!

Чего же не погулять!

 

И если совсем серьезно,

То сердце полно любви

Мой Боже, пока не поздно -

Спасибо. Благослови!

 

* * *

Уже и дачников-то нет, а мы все катим,

И неудачников, и просто работяг,

И дальний путь уже ничуть не безвозвратен,

И наше бегство - не побег, а так, пустяк.

 

* * *

Преображаюсь в тридевятый раз,

Приобретаю новую дорогу.

Огонь надежды вспыхнул и погас,

И снова возродился, слава Богу!

 

И сквозь коросту, из-под маеты

Всплывают, прорезаются наружу

Чужие, незнакомые черты,

И новую пронизывают душу.